Павел Петрович Блонский - Память и мышление

людей, но и многих животных, он отказывает в ней бесплотным, «бессмертным». Заслуживает большого внимания, хотя прямо не высказанная, но в зародыше подразумеваемая Аристотелем мысль, что память есть отношение, именно отношение, к образам как к копиям, «подобиям» прежних впечатлений.

Ряд только что отмеченных положений Аристотеля прочно вошли в последующую историю античной психологии, конечно, подвергаясь при этом различным изменениям. Из них наибольшую популярность приобрел стоический вариант: «Когда человек рожден, то ведущая часть души имеет как бы лист бумаги, очень подходящий для записи. На него человек записывает каждую отдельную мысль (ennoia). Первичный способ записи — через ощущения, так как, ощущая что-либо, например белое, по удалении его, имеют память. А когда оказывается много однородных памятей, тогда, говорим, имеют опыт: ведь опыт есть множество однородных образных представлений (phantasia). Из мыслей одни возникают естественным путем вышеуказанными безыскусственными способами, а другие — уже через наше обучение и образование». Это приобретшее колоссальную популярность место является как бы развитием положения Аристотеля: «Итак, из ощущения, как сказано, возникает память, а из памяти, когда она многократно бывает об одном и том же, опыт, так как многочисленные памяти суть единый опыт»^{[ 10 ]}.

Наряду с аристотелевской — более или менее материалистической — концепцией памяти античная психология знает и иную — идеалистическую — концепцию, связанную с платонизмом. Наиболее систематически представил эту концепцию неоплатоник Плотин в трактате «Об ощущении и памяти». Плотин указывает, что отрицание тезиса, что ощущение существует в душе в качестве оттисков, или отпечатков, последовательно влечет за собой отрицание тезиса, что память есть обладание выученным и полученными ощущениями при условии, что отпечаток пребывает в душе. Поэтому Плотин начинает с критики теории отпечатков: если бы эта теория была верна, тогда мы не могли бы воспринимать ни расстояние, ни величину, так как отпечаток не находится на расстоянии вовне и по размерам не равен самому предмету; наконец, тогда мы воспринимали бы лишь тени и образы вещей, т. е. получилось бы, что вещи совсем не то, что мы воспринимаем. Так как нет подобных отпечатков, нет и памяти как обладания ими: «Если ощущения не оттиски, то как может память быть удерживанием того, что совершенно не вложено?»

Сущность теории самого Плотина хорошо выражена следующим положением его: «И ощущение, и память — некая сила». Что память сила — это подтверждается фактами: чем с большей силой внимания мы воспринимаем, тем лучше помним; вспоминая, мы делаем усилие; упражнение увеличивает силу памяти, как и всякую другую силу; у слабых стариков слабеет и память.

Идеалист Плотин настолько считал материю лишенной силы, что отрицал за ней даже силу сопротивления: материя — лишь «приемник» видов (eidos), форм. Материя есть как бы воск, на котором отпечатываются приходящие извне «виды»; она как бы зеркало, отражающее их. Тела являются соединениями этой материи и видов (эйдосов, форм), и силу Плотин приписывает этим «видам», душе, вообще идеальному миру. Душа воспринимает только «виды» тел, но не как отпечатки, а заставляя как бы светиться находящиеся в ней самой понятия. Вот почему Плотин считает ощущение не пассивной аффекцией (pathos), а суждением: ощущения — это те же мысли, только затемненные. Не входя в детали ярко идеалистической теории познания Плотина, следует, однако, отметить тесную связь ее с учением Платона о знании как воспоминаниях души из доземного ее существования в идеальном мире: внешние предметы, поскольку они — отражение его, лишь будят эти воспоминания в душе, являясь, по выражению Плотина, лишь «вестниками». Античный идеализм делает познание, в сущности говоря, внутренним процессом, ростом энергии самой души. Плотин не устает повторять, что душа есть деятельность и активность, ее представления не «впечатление», но активные понятия и деятельности, благодаря которым мы познаем вещи. Аффинируются только органы («вид» воспринимаемого тела отражается в органах), а душа свободна от аффекции. И мышление, и представление, и восприятия, и память — деятельности, активности единой силы — души.

«То, во что оканчивается ощущение, уже больше не существуя, есть образ». С другой стороны, когда «раскрывается» мысль, она, в виде представления (doxa), низводится из --">