Владимир Иванов - Любовь и войны полов

– на каждом всегда остаётся отпечаток его поступков: он не только их генератор, но и носитель. Отпечаток человека, отчётливо сохранялся на всех его вещах, животных, но, особенно, на его жилище. Много позже, уже работая участковым, я всегда поражался, как много говорила о людях их прихожая…

Любопытно, что хотя я и хотел быть «очень умным», интеллект в моей классификации, заметной роли не играл. Или играл… Довольно сложную. Во всяком случае, проявления его различались, так как имели массу градаций.

Наряду с пониманием и мгновенным «усеканием» проблем, существовали ещё сообразительность, смётка в делах и практическая смекалка. Не говоря уже, о чисто житейских, практичности и ловкости. Существовала разница и между профессиональными знаниями и практически навыками. Так как, я часто наблюдал, что даже толковый специалист, не может устроить свою жизнь. Да и вообще, люди с деньгами и дипломами были сплошь несчастливы. Знания часто порождали, как бы, самогипноз – человек, напичканный формулами, уже не мог уразуметь, часто, простых вещей, если они отличались от того, чему его учили…

В самом интеллекте, как способности мгновенно схватывать суть, я различал две части – одна требовала лишь логики и здравого смысла, зато вторая, была, как-то, связана с элементами предвидения, и была сродни какому-то, не очень понятному и трудно определяемому мною, неясному чувству…

Причём, если первая никак не зависела от поступков человека, являясь скорее, технической стороной его мозга – как математические, музыкальные и шахматные таланты, способность к наукам и технике, то вторая была прямо связана с чистотой его слов и дел. Её человек утрачивал сразу, как только начинал лгать или делать подлости. Но и она, как и первая, тоже как-то зависела и от тренировок…

Например, я знал, что по «атмосфере» в комнате, можно довольно точно определить, что в ней происходило, а по переплёту книг – догадаться и вложено ль, в них, что. Некоторые события предупреждали о себе почти незаметными знаками, а счастливому стечению обстоятельств, предшествовали мелкие потери…

Мир казался сложным и первым серьёзным шагом в нём и должно было стать моё образование. Надо было выбирать такое, которое, хоть как-то, развивало бы…

Одновременно, с развитием способностей, я хотел перенять ещё и опыт моих незаурядных – это я уже тогда, отчётливо, понимал – родителей, представлявших пару, стойко переносившую все подарки и злоключения своей неровной судьбы.

В них я наблюдал такое сочетание черт характера, которое потом уже, не встречал ни где. Мне нравилось в них всё, но больше всего, как здорово они умели выбирать себе друзей, которые не бросали бы их в беде. Своих таких у меня, тогда ещё, ещё не было, поэтому мне ничего не оставалось, как дружить с родительскими, особенно же, гостить у них…

Самое время заметить, что оба моих родителя, довольно рано, наполовину осиротели. И, в свои неполные 14 лет, уже были кормильцами своих полу-семей. Это были самые отпетые работоманы, которых я, когда-либо, видел. Они не могли прожить без работы и часа, затихая лишь к вечеру, за грудами своих газет и книг, шурша ими часами за большим столом в гостиной, словно большие усталые мыши…

Начав с подмастерья в паровозном депо и быстро пройдя все ступени до машиниста, отец и на этом, не успокоился и скоро был местным партийным боярином, устроившим семейство в доме из десятка комнат с домработницами и шофёром…

Весной, летом и осенью, он пластался по всему своему району с его сёлами и деревнями, отбывая после уборочной, с мамой в Москву, и далее – в Сочи, Кисловодск или Мухолатку. Иногда они брали с собой и детей…

В доме, хотя он постоянно отсутствовал, перед его именем трепетали. «Папе скажу» приравнивалось к чему-то, немыслимо ужасному, почти запредельному – поднебесному! Для старших детей это, в первую очередь, означало, что их уже не возьмут на семейную забаву № 1 – охоту. Тут не помогали уже никакие мольбы. Даже обещания, что ты будешь есть у костра сало!!!

Наказание считалось невероятно жестоким, поскольку означало лишение целой гаммы захватывающих приключений – на «семейных» охотах стрельба велась из машин, в которых имелись облегчённые винтовки и для детей. Стреляли все. Помногу и сызмальства. Этих навыков требовал сам инструмент наших охот – малокалиберная винтовка. Мелкашка. Других у нас, почти что, и не было…

Я был поздним ребёнком в семье – --">