Журнал «Литературный меридиан» - Литературный меридиан 47 (09) 2011

выстраданной Истиной, которая
не только не может даже на робкое мгновение подвергнуться
сомнению, но и сама – и свет народной мудрости, и радость
понимания красоты земной и небесной, и спасение каждому
в горькую минуту.
Нам, живущим в тысячелетие настолько высоких скоростей,
что всюду, как ни торопишься, непоправимо опаздываешь,
лестно тешить себя нарочито «верным» правописанием коренных слов; нам, узникам (едва ли не рабам) собственных
притязаний на «заслуженные (вне зависимости от образа жизни) блага цивилизации», приятно вспоминать о собственных
мифических истоках, затерявшихся в исторической дали. И то
верно: чем не милое времяпрепровождение – вечером, после
многочасового пребывания в стенах офиса, поразмышлять
«о родине»?
Только что же оно такое – родина? Где это? И – повторяя слова известной песни – «с чего же она начинается»?

Истоки
Кажется, никуда и не нужно ходить в поисках родины, только оглянись вокруг, и едва ли ты останешься
равнодушным к природной гармонии, которая ещё
сохраняется вопреки желанию человека перекроить
Божий мир на свой лад; вряд ли ты сумеешь не восхититься вольной широтой родной земли, вобравшей
в себя многовековой уклад народной жизни и подарившей тебе счастье первого вдоха, дрожь первого
шага и само право называться человеком.
В удивительный ряд выстраиваются слова: род –
родова – родинка – родители – родной – родить –
родничок – родина...

* * *
Иногда, имея в виду собственно место рождения
или жительства человека, говорят о его «малой родине».
Не берусь судить об уместности дробления хотя бы
только понятия «родина» на большую и малую. Чем-то
это деление, видимо, оправдано, хотя и не имею права утверждать, что для меня.
Годы не жалеют человека, это же справедливо и для
всего прочего, окружающего нас, – деревьев, улиц,
зданий... В определённый Богом час всякая вещь ветшает, вступает в противоречия с молодым своим преемником.
Не знаю, который уже год нового века минул с
тех пор, как очередные хозяева (какие по счету после нас?) снесли старенький дом моей прабабушки
Фёклы Семёновны, до недавнего времени мирно соседствовавший со стоящим через забор домом её
сына – Алексея Кузьмича и его жены Татьяны Федотовны, моих дедушки и бабушки (дом дедушки и бабушки был продан спустя несколько лет после продажи прабабушкиного).
Сегодня на месте аккуратно побеленного домишки,
куда без малого четыре десятка лет назад меня принесли из родильного дома, идёт строительство двухэтажного современного особняка. Наверняка – «со
всеми удобствами».
Что и говорить, предприимчивость теперешних хозяев достойна уважения – почему бы и не строиться,
если есть возможность и средства, но мне навсегда
хочется сохранить в памяти совсем другое: окна старенького дома с неизменным любопытством смотрящие на мир сквозь ореол ярко-синих ставень, добрую
улыбку карих глаз прабабушки Фёклы, берёзку, посаженную слева у калитки в честь моего рождения.

* * *
Мир детства у каждого из нас свой. Для одних он –
калейдоскоп волшебных событий, для других – горькие воспоминания о наказаниях и трагичных потерях.
А как же иначе – и на одной руке все пальцы разные,
а люди-то и подавно – в кровь ноги собьёшь, пока по
духу близкого своего отыщешь, ну а детское сердце
всё больше живёт в плену крайностей: сладкое угощение или рыбий жир, новая игрушка или неслучившийся поход в цирк...

Литературный
меридиан
Детство моё почти целиком прошло на Курском переулке – есть такой в городе Арсеньеве. И все ребяческие радости так или иначе связаны с этим навеки
милым местом.
Сегодня невозможно вспоминать без невольных
слёз, стыдиться которых – грех: в праздничные дни и
на выходные родители всегда приводили нас, детей, к
дедушке Алёше и бабушке Тане.
Едва мы ступали на порог дедовского дома, дед
Алёша поочерёдно каждому из внуков протягивал
руки: – Ну, иди – поцёмаемся!
Целуя, он иногда колол меня небритой щекой, но я
тут же забывал об этом, когда дед, прикурив папиросу, протягивал именно мне, а не кому-то из младших
братьев горящую спичку: – Дуй! И я дул изо всех сил,
стараясь показать, что уже большой и задуть какуюто спичку могу с первого раза – такой это пустяк.
Спичка гасла, и дед Алёша доверял мне выбросить её
в негорящую печь. Инвалид Великой Отечественной,
дед Алёша всегда курил только --">