Юрий Иосифович Коваль - Под созвездием Рыбы

стало наполняться полой водой. Рыба только начала было возвращаться на нерест, как вдруг — бац! — шлюз закрыли.

Кубенский лещ отнерестился в Сухоне, в полой воде, над заливными лугами.

Сошла полая вода. Икра леща, щуки, окуня, плотвы, язя оказалась на сухой земле.

A в Кубенском озеро, естественно, уровень повысился. Там начался как бы второй паводок — два метра выше нормы.

Тогда-то шлюз снова открыли — вода кубенская покатилась вниз, подхватывая икру, превратившуюся в пыль.

Конечно, во всесоюзном масштабе гибель икры леща на Сухоне не такая уж безумная трагедия и никак не сравнима с гибелью волжского осетра и белорыбицы. Но все-таки есть и общее: на Волге осетр не может добраться до нерестилищ, останавливаясь перед железобетонной громадиной, здесь лещ утыкается носом в бревно.

Кубенская ночь

На Кубенское озеро мы пришли ночью.

Светла была ночь, волны обкатывали катер, белым веником торчали за кормой, разбегались веером.

Капитан повел катер к берегу, на котором видна была церковь, несколько темных, без света в окошке, домов.

Сокрушив какие-то полусгнившие мостки, торчавшие с берега, катер мягко вполз на песок. В луче прожектора видно было пятно обрывистого оранжевого песка, намытые Кубеной коряги и пни с выпученными корнями.

Деревня на берегу была родиной капитана.

Он сбежал по трапу на прибрежный песок и исчез на тропинке, заросшей крапивой.

Мы остались одни на палубе. В кубрике храпел инспектор рыбоохраны и тихо дышали матросы.

Тишина. Только с берега крикнул петух да волны легко шлепали о борт катера. Мы бродили по палубе и никак не могли решиться спать. Странное возбуждение охватило нас. И ночь-то была простая. Озерная. Ничего особенного. Сильный ночной запах травы с берега. Катер, уткнувшийся в песок, много воды.

Мы притащили в рубку рыболовные снасти, развесили на штурвале леску, стали вязать крючки.

Потом пошли на берег — искать червей. Сплошной песок. Сколько мы ни переворачивали пни — не могли найти ни одного червя. Комары, поднявшиеся из сырой травы, жалили щиколотки. Мы ползали по обрывистому берегу, заросшему крапивой, и ковыряли щепочкой песок.

— В крапиве всегда водятся черви, — бормотал я, опасаясь, что Витька расхолодится к рыбалке и к поискам червей.

Но он тоже был возбужден, ему тоже хотелось найти этих червей, вызвать их к жизни, создать из ничего.

— В крапиве всегда бывают черви. Помню, на Вишере, у поселка Приисковая, какие были заросли крапивы. Я там их набрал целый ящик.

— На Вишере под крапивой, наверное, не песок был.

— И здесь не песок, — уговаривал его я. — Крапива вообще не растет на песке.

Я ковырял щепочкой под корнями крапивы — и всюду был песок, какой-то черный, вонючий.

Идиотское зрелище являли мы — два сумасшедших, шарящих ночью в крапиве.

Потом пошли в деревню, бродили под стенами церкви. Перевертывали камни, но не было под ними ничего, кроме песка и сухой, удавленной травы. Витька тянул меня на огороды. Мол, там, на огородах, имеется отличный червяк. Я еле удерживал его от этого безумного поступка.

Высокие северные дома окружали нас и нигде не горел свет. Только в одном доме горел — наверное, у капитана.

Наконец, за деревней набрели на заросший хвощом ручей. Под полусгнившими досками, валявшимися на берегу, стали нам попадаться червяки.

Я, пожалуй, не знаю ни одного человека, который выдержал бы эти дурацкие поиски червей. Любой из моих приятелей бросил бы меня еще на берегу, в крапиве, в вывороченных пнях. Не таков Витька — он обязательно доведет дело до конца, додавит.

Это была неудачная ночь — все валилось из рук, ломались щепки, которыми мы ковыряли землю, ботинки промокли, комары нажалили шею и щиколотки, а когда мы набрали червей и закинули удочки, поднялась волна, валила на бок поплавок. Не было ни одной поклевки, крючки цеплялись за тросы и пеньковые концы, разложенные по палубе. И все-таки это была прекрасная ночь, первая наша ночь на Кубене. В ней было все: катер, волны, запах большой воды и сырой травы, вывороченные пни, крапива на берегу, старая белая церковь, перевернутые камни, лающий пес, одинокий свет в окне капитана.

И ведь это была весенняя ночь…

Пейзаж и пыж

Мы завтракали у капитана. На столе — яичница, копченый лещ медового цвета.

Сбивчиво мы толковали о том, о сем, о чем-то важном, но в то же время и совершенно неважном. --">