Владимир Васильевич Канивец - Крах диссидентки

продолжает относиться к нему так же, как и к другим парням, начало раздражать. Пришлось сделать открытие, о котором уже шептались Витины подруги: он ревнует Виту — значит, любит! Казалось бы, железная логика. Однако, прислушиваясь к чувствам, которые таились в душе, улавливал: ревности все же больше, чем любви. Да, она ему очень нравится! Да, он не мог оставаться спокойным, когда она смеялась где-то поблизости или стояла с каким-либо парнем в коридоре университета. Но он не таким представлял свое чувство к той единственной, какая ему суждена. Не смог бы сказать — каким, но понимал, что не таким…

Напившись крепкого чая, Арсений порывисто вскочил, с грохотом отодвинув табуретку, пошел одеваться. В редакцию! А то в этой пустой квартире замучат воспоминания. А еще надо съездить к Алеше, голосок которого уже веселым звоном наполнял душу. Вообще пора устроить мальчика в детский сад, пусть живет с отцом и матерью. Понравится это Вите или нет, необходимо так сделать. Она, вишь, махнула куда-то, будто и забыла, что у нее есть муж и сын; и не догадывается, наверно, что муж вот так слоняется по квартире, словно неприкаянный. Нет, все-таки она жестокая…

3

В редакции почти никого не было: умер бывший сотрудник-пенсионер, и все, кто его знал, ушли на похороны. Редактор был на месте, читал, как сказала секретарь Люся, «вторую полосу». Арсений решил зайти к нему позднее, но только двинулся к выходу, как в дверях кабинета появился редактор.

— Когда приехал? — крепко пожимая руку Арсения, спросил он.

— Вчера. Ночью, — уточнил Арсений, зная, как не нравится редактору, когда сотрудник газеты, вернувшись из командировки рано утром, является на работу на другой день.

— Ну заходи! Заходи! — довольно промолвил редактор, пропуская его вперед. — Рассказывай, что интересного нашел, — продолжал он, опускаясь в свое кресло. — Когда материал сдашь?

— Возможно, в понедельник… — неуверенно ответил Арсений, заранее чувствуя, что не сдаст статью в обещанный день: в таком душевном состоянии не сможет сесть за машинку.

— А почему «возможно»? — зорко приглядываясь к Арсению прищуренно-улыбающимися глазами, спросил редактор. — Ты же знаешь, что твой материал планируется в праздничный номер? Нет, голубь сизый, давай без «возможно»!

— Постараюсь! — вяло проговорил Арсений.

— Да почему ты будто вареный? Хорошо угощали в колхозе? — поинтересовался редактор.

— Иван Игнатович, вы же знаете, я… — развел руками Арсений, не желая сейчас слышать даже упоминание о выпивке.

— И все-таки вид у тебя какой-то…

В кабинет вошел дежурный по номеру с новой полосой.

— Я хотел бы сегодня поехать в Яворин, — заговорил Арсений, не объясняя причины поездки, так как не впервые отпрашивался у редактора.

— Поезжай куда угодно, но в понедельник положи материал на мой стол! — тоном приказа произнес редактор, не отрывая глаз от полосы. — Все! Я читаю!

Арсений торопливо вышел из кабинета. Хоть не придется томиться до конца рабочего дня в рабочей комнате, не зная, чем заняться, можно сесть в машину и помчаться в Яворин. Забежал в магазин, купил сыну конфет, теще — бородинского хлеба, который она очень любила, положил покупки в багажник и сел за руль. И чуть только двинулся в путь — забыл обо всем: перед глазами была только дорога, машины, светофоры. Вот уже и мост Патона. Там что-то ремонтируют, машины впереди еле ползут. Скорее бы выбраться на трассу. А там «Москвич» полетит как на крыльях. Арсений уже миновал Дарницу, когда вспомнил, что не позвонил домой, поспешив уйти из редакции. А за эти два часа Вита могла вернуться. Зная, что на бензоколонке есть телефонная будка, повернул туда. Будка, и верно, была, но телефон не работал. И с виду был таким, будто по нему дубасили камнем. Странные есть твари: ломают все, что попадает под руку. А когда их задержат и спросят: «Почему? Зачем?» — отвечают, точно малые дети, что сломали игрушку: «А так…»

В дежурном помещении бензоколонки стоял телефонный аппарат. И Арсений подошел к оконцу, хотел попросить разрешения позвонить. Но, услышав, как злобно и грубо дежурная разговаривает с водителями, только вздохнул и вернулся к машине. Такая не только не разрешит позвонить, но еще и обругает. Мог бы показать ей свое корреспондентское удостоверение, сказать, что надо позвонить по служебным делам, и она разрешила бы, — такие наглецы мигом становятся --">