Владимир Васильевич Канивец - Крах диссидентки

чемодан, но их стало как будто вдвое больше. Арсений снова выругался, бросил чемодан, побежал открывать дверь. «А что, если дверь на цепочке?» — мелькнула мысль. Может, с Витой что-то случилось? Или у нее кто-нибудь есть? В такие минуты чего только не лезет в голову. Но второе предположение сразу отбросил, верил Вите как себе, хотя и ревновал ее ко всем мужчинам, с какими она дружила. Ревность свою он тщательно скрывал, но, как это часто случается, — лишь сам от себя. Вита все это замечала и, бывало, заигрывала со знакомыми мужчинами, чтоб подразнить его, потешить свое самолюбие.

Один поворот ключа, второй. Перехватывало дыхание — такое волнение охватило Арсения. Осторожно толкнул дверь, и она тихо открылась. Забыв, что на площадке оставил раскрытый чемодан, Арсений, не снимая плаща, прошел в спальню, нажимая на все кнопки выключателей. В спальне никого не было. На Витиной кровати лежал ее халат. На тумбочке — раскрытая книжка. Заглянул в столовую, в свой кабинет. И растерянно остановился в коридоре, не зная, куда дальше идти, что делать. Глянул на вешалку, вспомнил о чемодане, оставленном на лестнице. Побежал, забрал его, бросил в коридоре на пол. В голове будто молотком стучало: «Где она? Что случилось? Где ее искать? В больнице?» И сам испугался того, о чем подумал…

— Вита! — невольно позвал, когда проходил на кухню, — показалось, что в ванной шумит душ.

Но и в ванной никого не было, а когда включил свет на кухне, увидел, что за окном идет дождь. А на кухонном столике, прижатый маленькой баранкой, лежал клочок бумаги, вырванный из блокнота. Арсений схватил этот листок, прочел: «Я уехала. Куда? Зачем? Вернусь — расскажу. Вита». Несколько раз перечитал Арсений эту короткую записку, пытаясь разгадать это: «Куда? Зачем?» В голове возникло столько предположений, что сильно заболело в висках, словно от угара. За окном вспыхивала молния, но так далеко, что грома не было слышно. Дождь перешел в ливень. Арсений открыл окно, жадно вдохнул влажный прохладный воздух. Долго стоял, бездумно всматриваясь в дождливый мрак ночи, который время от времени прошивали далекие молнии — казалось, будто падали звезды. Зазвенел телефон, протяжно, настойчиво, такие сигналы подает только междугородная. Арсений кинулся в столовую, закричал в трубку:

— Алло! Алло!

Где-то там, откуда дошел сигнал, лишь слегка потрескивало — не молнии ли посылали свои волны? — а голос не пробивался.

— Алло! Я слушаю! — кричал Арсений, прижав к трубке ладонь.

В трубке потрещало еще несколько секунд и засигналило: пик-пик, пик-пик… Тот, кто звонил, положил трубку. Неужели звонила Вита, чтоб узнать: вернулся ли он домой или нет? Хотел набрать номер междугородной станции и узнать, кто хотел с ним говорить, но вспомнил, что введена автоматика, а компьютеры умеют хранить тайны. С досады закурил сигарету. Ходил по комнате, поглядывая на черный аппарат: казалось, что вот-вот снова зазвонит телефон. Но прошло пять, десять минут, полчаса, а в комнате царила ночная тишина. И за окном было тихо — дождь перестал. Слышался лишь гул одиноких машин, проносившихся по улице.

Впервые случилось так, что Вита исчезла, не сказав, куда она едет. И впервые почувствовал, какая пустота в квартире, какая мертвая тишина поселилась тут оттого, что не слышно ее быстрых — она не ходила, а почти бегала — шагов, стука печатной машинки, смеха, часовых разговоров по телефону, которые она вела со своими подругами. И, наконец, чтения Витой того, что она написала, споров, а то и ссор, когда он чрезмерно критиковал написанное. Ссоры заканчивались тем, что она запиралась в своей комнате и выходила оттуда утром, когда он уже отправлялся на работу. Потом он звонил ей, они мирились, как она шутила, «не глядя друг другу в глаза». А вечером она читала новую главу романа, хотя тогда, после ссоры, раздраженно уверяла:

— Я тебе никогда больше не прочитаю ни одной своей строчки!

Вспомнив эти бесконечные их творческие споры, Арсений подумал: «А не в Москву ли она поехала? Там планировался перевод ее книги». Но почему же она эту поездку окружила такой тайной? Убедительного ответа на сей счет не было. Хотя Вита не из тех женщин, поведение которых можно угадать заранее: что именно они скажут и что сделают в такой-то ситуации. Вспыхнув, она — от радости или от обиды — могла и в пропасть броситься, совсем не задумываясь о дальнейшем. Арсений называл это вспышками сумасшествия. Вита соглашалась с ним, --">