Константин Андреевич Тренёв - «Здесь жил Антон Чехов»

налетел. Выпуклая середина мостовой обнажилась и засверкала на солнце свежевымытым асфальтовым зеркалом. По бокам весело убегали ручьи. Господин Эргардт велел подать себе лопату и заботливо помогал стекать со двора последним задержавшимся лужицам.

Поперечный вышел на балкон и спросил:

— Это вы, господин Эргардт, в порядке пожарной дисциплины работаете или как принцип?

Господин Эргардт поднял голову и объяснил:

— Пожарная дружина есть для борьбы с огнем, вода же — совсем не огонь.

— Значит, как принцип, — решил Поперечный.

Я уезжал с рассветом и накануне вечером зашел к фрау Эргардт рассчитаться.

— Как жаль, как жаль, — грустно улыбалась она сквозь слезы, взыскав с меня за недожитые до месяца пять дней. — Вы у нас были как родной. Я и господин Эргардт так любим русских, вы все такие, как сам господин Чехов. Мы так его почитаем… Вот и господин Поперечный тоже именно, как господин Чехов, — говорила она, провожая меня по коридору до моей комнаты. В ее голосе была теплая, искренняя грусть; захотелось на прощанье сказать ей тоже что-нибудь теплое, показать себя душевно близким этой женщине.

— Точно так же и мне, дорогая фрау Эргардт, очень грустно, и, если б не это досадное обстоятельство, поверьте, я не так скоро уехал бы из вашего во всех отношениях прекрасного пансиона.

Фрау Эргардт любопытно выставила из круглых плечей маленькую головку:

— Какое же обстоятельство случилось с вами?

— И со мною, и с вами, и со всеми нами здесь.

— Но, бог мой, что именно?

— Как что? Это ужасное соседство, конечно.

Она испуганно оглянулась. Я пояснил:

— Кому понравится жить лицом к лицу с убийцей.

— Ради бога, ради бога, — зашептала фрау побелевшими губами.

А я говорил громко:

— Дорогая фрау Эргардт, только родной уют вашего отеля удерживал меня.

В коридоре показались тюрингенские сестры, они остановились, наша тревога передалась им.

— Такое проклятое соседство, — стонал я.

Фрау тоже застонала.

— Какое соседство? — спросили сестры.

— О, никакого соседства, — заметалась фрау.

— Да, да, какое же это соседство, если на тебя день и ночь смотрят эти глаза убийцы… Проснусь, и кажется — стоит над тобой…

— Карл, Карл, — застонала фрау навстречу спускающемуся мужу.

— Э, никакого убийцы нету, — успокаивал нас Эргардт, — Франц теперь вполне честный человек… Спокойной ночи, я ручаюсь.

— Как же это вы можете, господин Эргардт, ручаться? — врезался Поперечный, который еще скатывался к нам с лестницы, но уже понял все. — Как вы можете ручаться за убийцу? Брат он вам или сын? Если, как говорится, чужая душа потемки вообще, то тем более душа убийцы в частности. Как принцип.

— Тише, тише, ради бога, — шептали супруги. — Спокойной ночи… Воздух после дождя холодный.

Господин Эргардт закрывал окна и двери, метался, как никогда не метался на пожаре, разводил нас по комнатам. Я пошел к себе.

Но Поперечный остановился у моей двери и начал с хозяином тихий разговор:

— Зачем я, господин Эргардт, буду у вас ставить на карту, может быть, жизнь, когда у Бергера, на той стороне парка, вдали от опасности, я могу поселиться без риска и тем более, что за тринадцать марок вместо пятнадцати. Просто как принцип.

— Вы у нас можете жить за десять марок, — прошептал Эргардт, — только, пожалуйста, забудем этот разговор, прошу вас… Вы же коммерческий человек.

— Хорошо, — согласился Поперечный, — только потому, что коммерция выше всего и мы, как принцип, должны подавать ближнему руку помощи.

Я уехал из пансиона рано утром — все еще спали. Не спали только тюрингенские сестры. По-видимому, они и не ложились. Возле них металась и плакала давно и горячо полюбившая их фрау Эргардт. Испуганные и плоские лица сестер тоже были заплаканы.

Я, вслед за носильщиком, выскочил на пустынную улицу. Впереди нас, в тумане, серым силуэтом двигалась к вокзалу, сутулясь под рюкзаком, высокая фигура девушки. В руках у нее была небольшая корзина. Когда мы пришли на вокзал, на гребне, по ту сторону серебряной от росы долины, заиграли первые лучи, а внизу в ответ им заиграл рожок пастуха. Быстро поднимался серый занавес над далекой огромной рейнской панорамой.

--">