иерей Николай Владимирович Блохин - Татьяна, дочь царская

Николай Владимирович Блохин

ТАТЬЯНА, ДОЧЬ ЦАРСКАЯ

повесть

Вечер уже переходил в ночь. Двое городовых прохаживались, притоптывая, около ресторана "Эрмитаж", что на Петровке, и озабоченно поглядывали на дверь, сквозь которую слышалось разудалое пение. Скоро уж вывалит на улицу профессорско-студенческая шатия-братия для ночного гульбища по зимней Москве. Татьянин день!

Было морозно, ветрено и шёл снег – сочетание очень неприятное, когда нужно несколько часов простоять-проходить на открытом воздухе, хоть даже и тепло одетым. А особенно если сегодня твои именины и день рождения сразу.

– Слышь, Савва Петрович, а чего ты вообще-то дежуришь сегодня? – спрашивал молоденький городовой своего напарника, – обязаны тебе сегодня гуляльный день дать.

Напарник, густобородый, коренастый, раза в два постарше молоденького, в ответ вздохнул тяжко:

– То-то и оно, что гуляльный!.. Прости, Господи, да не мне гулять. Охрана мы! Нам порядок стеречь, когда другие вот так гу-л-ля-ют! Прости, Господи. А нас – всего ничего. Кажный год в этот день дежурю, сам напрашиваюсь. Мой день! А я что, Святых Таин причастился с утра – вот и именины с рожденьем вместе, вот и попраздновал.

– Не-е-е, чтоб в именины и штофик-другой не пропустить?.. Не-е-е...

– "Не-е-е", – передразнил старший, – вон они, пропускатели! Любуйся! Щас повалят, успевай только из сугробов вынать да мордобой разнимать, "не-е-е", вроде, умствованные люди, уч-чёные... А фабричные – то проще гуляют, нам беспокойства меньше. И ещё, шельмецы, Татьяну нашу, мученицу, в оборот свой "уч-чёный" взяли, стыдоба! Щас вон, заглядывал... верзила косматый, энтот,.. рисовальщик-малевальщик, давно его знаю, из кабаков не вылезает, шампанское щас налил ведро, благо задарма, сам Рябушинский ведь в этот день им ихнюю нализанку оплачивает, вот ты поди ты,.. поставил ведро на стол и орёт: "А это Татке-Танюшке нашей оставим, пусть за наше здоровье выпьет, как мы за её всю ночь!" – и заржал жеребцом. А?!

– Ну и что? – молодой пожал плечами и улыбнулся. – Не жадный, значит, пущай себе гуляет, сам бы присоединился, а то вот угораздило в такой день дежурить...

– Да вот ты что.., ты-то при чём?! Хотя все мы при чём, коли день такой. Я сам весь в Татьянах, кругом меня одни Татьяны, да и мой святой сегодня, и моего папы святой, и фамилии моей святой, и все – сегодня,.. а насчёт "угораздило" – уж лучше угораздить на дежурство, чем к ним присоединяться, потом отсоединяться – всё равно что из болота выбираться, когда слеги некому подать. Ты, вот, кто? Ты вот вдумайся! Ты – го-ро-до-вой! А?! Какое званье, какой почёт в звании! За порядок и покой отвечаешь! И не где-нибудь, а в стольном граде! В самой белокаменной!.. А энти! Тиллигенция, прости, Господи, да с ними и поговорить не об чем, энто ж до полного обалдуйства доучинились... В прошлом годе, вот из энтой самой двери, в энто самое время, вываливается,.. профессор тухлого бульона, весь из себя,.. ну, на ногах, понятное дело, стоять не может, орёт. Я, мол, энтот... думский оратор, глаголом сердце-поджигатель... уж какую солому и чем он там поджечь может своим глаголом, не знаю.., эх, хотя соломы сейчас какой хошь найдёшь. Ну и, понятно дело, задом в сугроб – плюх! Ну, понятно дело, вытаскиваю, ну, он орёт, что, мол, к медали представлю "за усердие", меня, то бишь.., фамилия, говорит, как? Сейчас, говорит, предписание устрою! Ну и опять на сугроб его перетягивает и всё про мученицу нашу из него прёт глаголом его поджигательно-орательным.

Ну, встряхнул я его, эдак повежливее, чтоб, значит, орательность-поджигательность призаткнуть и говорю ему, что насчёт медали беспокоиться не надо, есть она у меня, и как раз "за усердие", в пятом годе дадена вместе с "Георгием". В общем, скоко было во мне усердия, стоко и приложил его тогда, чтоб, значит, поджигательность-орательность призаткнуть, и про мученицу Татьяну лучше б призаткнуться вам, ваше превосходительство, никакая она вашей бражке не покровительница, не может она покровительствовать вашим орательно-поджигательным безобразиям, и мой святой, имя которого ношу, Савва Сербский, сегодня и его день – тоже против... И вообще, говорю, отцепить вас надо от сегодняшнего дня, хотя вот прицеплять вас некуда, каждый ведь день – память какого-нибудь святого, нельзя святых обижать вашим прицеплением. Ну, тут он в обиду впёрся, меня