Асанбек Стамов - После ливня

месте старого дома ставит новый. Кажется, дельный парень. Я давеча ходил к Мураке травы накосить, видел, что стены он уж вывел почти до конца. Говорят, парень этот косоротому Тыналы внук. Погоди, да ведь ты должен был знать дочку Тыналы, Зураке! Ну так это ее сын…

Я вздрогнул, услыхав знакомое имя. Заколотилось сердце, в памяти вдруг ожили события давно минувших дней. Все еще не веря ушам своим, я спросил:

— А чего ради этот внук Тыналы строится здесь? Откуда он явился?

— Кто его знает, кому до этого дело? Видно, нет ни своего угла, ни близкой родни, если решил восстановить чужой дом.

— Его мать Зураке тоже здесь? — не удержался я от вопроса, который занимал меня больше всего.

— Она работает на сахарном заводе в Ак-Су, так мы слышали. Болеть стала теперь, на пенсию собирается. Говорят, переедет к сыну, как он дом закончит.

Жена Токо позвала нас пить чай. Мы уселись на разостланной в саду под деревьями узорной кошме и молча принялись за чаепитие. У меня было неспокойно на душе, не хотелось мне ни пить, ни есть. Чтобы не обижать хозяев, я выпил пиалку-другую и встал. Сказал, что через час-полтора вернусь, позвал с собой сына, и мы с ним двинулись к нашему дому. Еще издали увидел я новые кирпичные стены на том самом месте, где стоял некогда старый деревянный домишко мельника. Мы поравнялись с его участком, и тут из-за угла нового дома показался голый по пояс, стройный, крепкий джигит, который нес полное ведро глины. Глянув на него, я невольно остановился. Как две капли воды похож был этот новый родственник на дорогого моему сердцу Бейше. Джигит негромко поздоровался, поставил на землю ведро и вопросительно посмотрел на меня. Глаза наши встретились, и мне вдруг неудержимо захотелось обнять его. Я был взволнован почти до слез. Парень, как видно, заметил мое волнение, его явно смущал мой пристальный взгляд.

— Вы присядьте, агай, — пригласил он, поведя рукой в сторону скамейки, что стояла в тени.

Я сел.

— Как тебя зовут, дорогой?

— Белек.

— Белек? — повторил я. Ласковый взгляд и приветливый голос придали мне смелости задать еще один вопрос: — А как имя твоего отца?

Парень нахмурился. Ответ его прозвучал немного резко:

— Имя моего отца Темиралы!

Он поднял ведро и пошел к каменщикам.

Я услышал не то, что ожидал, но это было неважно… Неважно, потому что передо мной только что стоял возрожденный Бейше. Молодой, каким он был тогда… Но я теперь намного старше, намного…

Дорогие мои современники, простите, что я начал рассказ не с того конца. Простите, что отнял у вас время длинным вступлением. Не повстречайся я нынче с Белеком, кто знает, поведал ли бы я вообще о том, чему был свидетелем столько лет назад. Да и не один я был свидетелем, многие другие люди, в том числе и наш Токо. А ведь он разговаривал сегодня со мною так, словно ничего не знает, ничего не помнит. Странные мы, люди, существа: стараемся поскорее забыть то, что огорчило нас, причинило нам боль. Но не зря говорят: все минется, одна правда останется. И еще: правда сама себя очистит…

1

Мне было тогда тринадцать лет. Отпраздновали первый День Победы, и народ повеселел. Не помню, в каком месяце, знаю только, что хлеба уже набирали колос, когда пришло известие о возвращении из армии Бейше, единственного сына нашего соседа Чора. Скорее всего Бейше сообщил о дне своего приезда не в письме, а через кого-нибудь устно, потому что иначе я первый узнал бы об этом. Все его письма я читал его родителям, я же всегда писал ответы. К этому событию старики готовились как к празднику: разводили в очаге большой огонь, клали в казан что-нибудь особенно вкусное и звали наконец меня. Почему-то получалось так, что письма мы писали по ночам, хотя мне с утра все было ясно: Улкан-апа выносила во двор большую керосиновую лампу, тщательно освобождала от нагара фитили, осторожно чистила золой металлический корпус и потом протирала его мягкой тряпкой. В обычное время они этой лампой не пользовались, зажигали подслеповатый каганец. Когда я входил, старый Чор ставил горящую лампу на низенький круглый столик и говорил своим спокойным, густым голосом с особо доверительным выражением:

— Ну-ка, байбиче^[1], доставай!

Я, конечно, понимал, что должна достать Улкан-апа. С большого сундука, украшенного узорными полосами красной и зеленой жести, она снимала одно за другим сложенные на нем одеяла, отвязывала из --">