Владимир Васильевич Карпенко - Отава

глазами на край обрыва.

— Куда там немцы! Вы им сала за шкуру залили в Озерске! Я все с тополя видел. А ты что так? Винтовка твоя где?

Отец криво усмехнулся. Задрав голову, щурился на тополь, тяжело, вымученно вздохнул, как запаленная лошадь.

— Ну, а мать?.. Живы-здоровы? Никита как?

— Никишку угнали на днях. Год дали.

— Чего ради?

— Растрата…

Выбрались наверх по ступенькам, вырытым в обрыве. В саду отец взял Леньку за плечо, остановил. Переводя дух, расстегнул ворот. Говорил, а сам оглядывал заляпанные грязью штаны, сапоги, руки:

— Погоди, сынку… Так враз… Не стряслось бы с матерью чего-нибудь нашей… Сбегай скоренько, глянь… Да ни гу-гу там… ежели чужие, слышишь?

Запыхавшись, Ленька воротился тут же. Увязался за ним и Букет. Чужого увидал, поджал хвост, натопорщил загривок и, принюхиваясь, обошел стороной.

— Букет, дурак, поди-ка сюда. — Илья потянулся рукой. — Не признаешь?

Букет скособочился, отпустил зажатый ногами хвост, но не подошел. Повизгивая, подполз к Леньке: кто, мол?

— Пойдем, пойдем, — торопил Ленька. — Мамка одна дома.

Возле катуха Анюта сыпала цыплятам. Обернулась на шаги, охнула, выронив наземь оловянную чашку с просом; прилипла к мужу. Так и втащил ее Илья в кухню на руках.

Ленька за ними не пошел, сел на завалинку.

Глава третья

Вечером собрались всей семьей в горнице. Лампу не светили, сидели в потемках как сычи. Говорил служивый. Без удержу дымил, глухо откашливался. Рассказ выходил горький и страшный. Мать всхлипывала. Слезы душили и Леньку. Глядя в окно на залитый лунным светом проулок, кусал до боли губы, чтобы не зареветь, не крикнуть отцу обидное.

Засиделись до первых кочетов. А когда Ленька собирался выходить, отец предупредил:

— Леонид, помалкивай, что дома я. Утрясется новая власть — видать будет. И ты, мать, язык за зубами держи. Сболтнет кто… крышка батьке вашему.

Остаток ночи Ленька провел в саду на топчане. Тут дал волю слезам. Выходило, что немцы сильнее: у них больше пушек, танков, самолетов, у каждого солдата автомат, а у наших на десять человек винтовка, самолеты из фанеры, танки что спичечные коробки. Всю Россию подтоптал немец, осталась одна Сибирь. А что в той Сибири? Медвежьи берлоги да морозищи трескучие.

Посветлело небо. Ленька побрел к обрыву. Шел, натыкаясь на мокрые от росы ветки; брызги густо засевали всклокоченную голову. Будто потерял он что-то; утрата тяжелая, камнем навалилась; не хватало сил сбросить тот камень. Зажмурившись, прислонился спиной к нахолодавшему за ночь корявому стволу тополя.

— Парень!

Ленька обернулся: из кустов торчала голова в. мятой пилотке с зеленой звездочкой. Лицо молодое, со сросшимися у переносицы бровями.

— Село это какое будет?

— Терновская станица. Высунулась еще голова:

— Терновская, кажешь? Этот пожилой, с вислыми усами, шинель внакидку. придерживая перевязанную руку, вышел на дорожку, огляделся.

— Тут, хлопец, какое дело… Не знаешь, случаем, Качуров? У них пострел, как ты. Двое даже.

Ленька откашлялся, почувствовал вдруг озноб во всем теле. Глядел не мигая в лицо вислоусого.

Отвернулся старый солдат, пряча глаза. Поправил сползавшую шинель — звякнули медали на засаленных ленточках.

— Все полягли, весь полк… Двое вот остались та комиссар… Раненый. Не выдюжает, пока до своих добредем.

Подошел и молодой.

— Не каркай, Прохорыч, — сказал он осипшим голосом. — Задремал вроде… Курнуть нету, парень?

Ленька покачал головой. С видимой неохотой Прохорыч достал из кармана жестяную зеленую коробочку, молча протянул молодому. Колюче наблюдал, пока тот сворачивал козью ножку.

— Не жадуй, не жадуй, товарищу комиссару на затяжку оставь.

Густобровый, не разжимая губ с цигаркой, добродушно хмыкнул. Прикурил. Лицо его подобрело, кровь прилила к бледным щекам, а в щелках прижмуренных век — голубой смешок.

— Ух и скряга ты, Прохорыч, ей-богу. Там еще полная банка махры.

— Не твое… У того мешка есть хозяева. — Искоса глянул на Леньку, поглаживая забинтованную руку. — Батько их, Илья Кондратович… от самого Киева вместе топали. Гарный солдат был.

Прохорыч, дергая усом, долго смотрел за Сал, туда, где синели сады Озерска. Потом, вспомнив о чем-то, торопливо скрылся в тернах.

— Дружки закадычные, — кивнул молодой вслед ему. — Качуру в Озерске ахнуло, в болоте, что за селом. В разведку --">