Владимир Михайлович Андреев - Зелёные кони

Лукоянову. Этим жестом он как бы отсекал официальную часть беседы от товарищеской. — Вы холостяк, насколько мне известно.

— Да, холостяк.

— А в перспективе?

— Пока не решаюсь сказать.

— Неопределенно, значит.

— Да нет, не в том смысле.

— А в каком? — Громов внимательно разглядывал лейтенанта.

— Есть одна девушка, товарищ полковник.

— Так в чем же дело? Если не секрет, конечно.

Лукоянов молчал.

— Возникли сложности? Колебания?

— Нет, нет, никаких, кажется, сложностей, товарищ полковник. — Лукоянов вдруг покраснел до корней волос, посчитав, что, произнося эти слова, он выглядит перед полковником слишком самоуверенным. — Вот жду отпуска, поедем с ней к моим родителям.

Громов улыбнулся, подумал о чем-то, потом снова внимательно поглядел лейтенанту в лицо.

— Ну что ж, отлично! Она из каких краев будет? Ваша землячка?

Лукоянов отрицательно покачал головой.

— Нет, местная. Из поселка.

— Местная? — переспросил полковник. — Очень хорошо!

Почему «очень хорошо» — полковник не успел сказать: резко зазвонил телефон. Громов взял трубку, нахмурился и тут же положил ее на стол, сказал другим, серьезным тоном;

— Приказ будет отдан. Сроки и другие подробности узнаете у начальника штаба. Насчет отпуска тоже. — Посмотрел на лежавшую на столе телефонную трубку и добавил мягче: — Желаю счастья, Василий Андреевич!

Направляясь к себе в казарму, Лукоянов почувствовал, что у него горят щеки. Он был взволнован. До знакомства с Надей он не раз думал о новом назначении: как и когда это произойдет? Пытался представить… И вот разговор в штабе — и назначение на новую должность. Полковник пожелал ему счастья. Наверняка это касалось не только его будущих служебных дел — он желал ему личного счастья…

Как неожиданно все произошло. Хотя он что-то предчувствовал. Нет, чепуха! Ничего он не предчувствовал. Даже когда его вызвали в штаб. Нет, нет, даже мысли не мелькало у него в голове об этом. Потому что его сердце было заполнено любовью. Вот что верно, то верно. Он ходил в казарму, проверял солдатские тумбочки, думал о методике занятий, составлял конспекты, обучал подчиненных меткой стрельбе, совершал головокружительные трюки на гимнастических снарядах, играл в шахматы, спорил с Чарулиным — и одновременно думал о Наде.

Любовь не заглушала его деловых мыслей, его служебных забот, она не оттесняла их на задний план — она просто постоянно жила в нем.

Глава восьмая

Прошла неделя.

Потом еще миновало десять дней.

Был подписан приказ об отпусках. Уехал Чарулин к своей Инне и маленькому Володьке. Через два дня после него отбыл и Лукоянов. Он поехал не один — с ним была Надя.

К вечеру они добрались на автобусе до областного города и сели в купе скорого поезда. Поезд назывался скорым, но им до места назначения предстояло ехать на нем целых сорок шесть часов.

Размеренно постукивали колеса на стыках. Пассажир на верхней полке уже спал. Лукоянов и Надя сидели у окна, смотрели в мчавшееся навстречу поезду темное пространство.

— Ну как ты? — спросил тихо он.

— Что «ну как»? — улыбнулась она.

— Как настроение?

В ответ она положила ему на плечо свою руку.

Постукивали колеса, и под их мирный перестук тихо разговаривали двое:

— Скажи, а ты меня ждала?

— Когда?

— Ну, вообще… В жизни.

— Ждала.

— И как теперь?

— Мне теперь хорошо. А тебе?

— Очень…

Уже глубокая ночь была за окном. Надя вскоре легла и тут же уснула. А Лукоянову не. спалось. Он сидел у окна, смотрел в темноту, в мелькавшие на переездах огоньки, на звезды, высыпавшие в синем темном небе. Глухо, как будто боясь беспокоить пассажиров, прогудел тепловоз. Косой свет от уличного фонаря скользнул по лицу Нади, по ее разметавшимся по подушке волосам. Какие-то люди пробежали за окном, послышались голоса и чьи-то быстрые шаги в коридоре. Потом поезд двинулся дальше, снова застучали на стыках колеса, и в окно потекла густая бесконечная тьма.

Лукоянов сидел, положив на вагонный столик руки. В какое-то мгновение он забылся, закрыл глаза — и увидел хорошо знакомую улицу в родном городе. Мощенная булыжником кривоватая улочка на окраине — деревянные домики щурились под солнечными теплыми лучами. У одного дома стояла мать и смотрела на него. «Я давно жду вас. Со вчерашнего дня стою здесь и жду». — «Как же --">