Семён Николаевич Новиков - Справедливость

Справедливость

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Сергей Константинович Сверстников вошел вслед за Михаилом Федоровичем Курочкиным в небольшой, но довольно уютный кабинет.

— Вот отсюда и управляй. Еще раз поздравляю с назначением в нашу газету, — сказал Курочкин и заложил руки в карманы, расставил ноги и повернул голову к окну. У Курочкина давно выпали волосы, голова блестит, как арбуз, на добродушном скуластом лице выделяется крупный нос.

Сверстников был доволен, что в редакционную жизнь его «вводит» и знакомит со всеми сотрудниками ежедневной московской газеты «Новая эра» Курочкин — первый заместитель главного редактора. Больше чем полгода газетой фактически руководит он — главный редактор Невский хворает.

— А у тебя, Сергей Константинович, стихи получаются, — снова заговорил Курочкин. — Читал недавно твою книжку. Там об озере Селигер есть… Подожди, подожди, сейчас вспомню.

Будто клонит меня усталость,

Будто путь безнадежно сер,

Будто сердце мое осталось

Там, на озере Селигер.

А дальше забыл. Это кому же ты на голубых водах сердце оставил?

Сверстников рукой откинул с широкого лба прядь седых волос, застенчиво улыбнулся.

— Гале, жене. А дальше так:

Где вода набегала плавно,

Чуть мутя золотое дно,

Где прощались мы так недавно

И, по-моему, так давно.

Курочкин протянул руку:

— Сергей Константинович, подожди, теперь я буду декламировать.

У песни нашего знакомства

Нет седины и нет морщин.

Хочу увидеть рюмки донце

И осушить вино свое

За песню нашего знакомства,

За свет

И молодость ее!

Они помолчали. Потом Курочкин сказал:

— Вот собрались схимники… И соловьев ведь одними баснями не кормят, махнем в ресторан, пообедаем.

— Двинем, а то чертовски есть хочется, — поддержал Сверстников.

Курочкин взял его под руку.

— Хорошо, что ты был на партийной работе, знаешь низы, жизнь, а я уж обжился тут, знаю, что к чему… Гляди, у нас с тобой неплохой ансамбль получится. Редакторское дело хлопотное, ответственное, не знаешь, когда и при каких обстоятельствах наставишь себе шишек. — Курочкин вздохнул, а потом засмеялся. — Да и что за редактор, если взысканий не имеет! Он да председатель колхоза — самые подходящие люди для спартанского воспитания. Болтаю все о деле да о деле. Скажи, ты птичек любишь?

— Как же, конечно!

— Все поэты такие. Я не поэт, а к птичкам неравнодушен. У меня дома три клетки с кенарами и щеглами. Правда, забот много. Надо птичек покормить, почистить клетки, на птичий базар съездить за зерном. Знаешь, у Евлампия Петровича двадцать клеток. А ведь он государственный деятель. Я люблю птичек. Ко мне на подоконник голуби прилетают, мы их всей семьей кормим. И вот вижу — у одной голубки связаны ноги ниткой. Ты бы посмотрел: ножки вспухли, по взъерошенным перьям видно, что страдает. Как же можно так относиться к птице, ну скажи мне, Сергей Константинович, разве это не варварство?! Что это за люди, черт возьми!

— Что же с этой голубкой стало? — нахмурившись, спросил Сверстников.

— Сосед заманил ее в квартиру, нитку срезал. А вот, заметь, все время у моих окон крутится, кормлю.

Вышли на улицу. Курочкин огляделся.

— Утром еще была слякоть, смотри, как все подсохло.

— Пора бы уже снегу быть, декабрь на дворе.

— Пожалуй, градусов пятнадцать будет.

Курочкин поднял воротник пальто.

После обеда Сверстников вернулся в редакцию. Он окинул взглядом свой кабинет. На стене висела копия с картины Шишкина «Утро в сосновом бору». «Мазня, надо же уметь так исказить оригинал!»

Сверстников, сел за стол, обтянутый зеленым сукном; на столе подняли хоботы две автоматические ручки, в углу виднелась белая кнопка звонка. Сверстников слегка ее нажал. Мигом открылась дверь — вошла девушка в строгом синем платье, высокая, с веселыми голубыми глазами. Сверстников уже знал своего секретаря Неллю.

— Слушаю вас, Сергей Константинович, — сказала она.

— Нелля, я нечаянно, если что, я и --">