Николай Федорович Григорьев - Полтора разговора

участок. Значит, мне эту задачу и решать.

Выкатили груженые вагоны с заводов. Днем еще выкатили, часа в четыре дня — по-нашему, в шестнадцать часов. А пока согнали вагоны на Сортировочную, пока сформировали поезд, пока документы ему выправили, подошло дело к вечеру. Надо сразу отправлять — груз-то ведь экстренный…

Вечерние часы у меня, у диспетчера, вроде петли на шее. Днем-то еще ничего, на дневном дежурстве и чаю попьешь и в стакане ложечкой помешаешь… А вечером только дышать успевай. Пачками кидаешь на линию поезда из Ленинграда. Вокзал, перроны переполнены пассажирами. Рабочие заводов, служащие, дачники, курортники, командированные — всех надо вывезти за город, каждый билет взял. Кидаю пассажирские поезда пачками, а экстренный мой, с доменными воронками, все еще стоит. Никак не могу его прихватить в пачку да из Ленинграда вытолкнуть. Для этого надо какой-нибудь пассажирский выдернуть, а на его место сунуть товарный с воронками. А ведь каждый пассажирский поезд свое точное расписание имеет. Как же его из пачки выбросить?

Что тут будешь делать? Воронки-то ведь не завтра, а сегодня отправить надо. Приказ от директора дороги. Да и без приказа я понимаю, как ждут этих воронок на Магнитострое. Без них ведь домны отстроить нельзя. Может, каждый день люди на станцию выходят этот поезд встречать.

Вижу это, как перед глазами, и держу поезд на карандаше. А только вот как пропихнуть мне его на линию — ума не приложу.

Схлынули у меня наконец пригородные поезда — пошли дальние. На Иркутск, на Петрозаводск, на Москву. Полоцкий… Новосибирский… Еще на Москву. Опять на Москву. Ну, не передохнуть…

Звонят из управления дороги: «Как воронки? Отправлены? К ночи готовятся еще два экстренных состава с машинами в Донбасс… Необходимо их вогнать в расписание».

Повесил я трубку. Вот так, думаю, переплет… На ночь вся надежда была у меня. Думал, как пропущу скорые, так и дам магнитогорский между шестисотыми. А тут… отбирают у меня ночь. Вот оно, дело-то, как повернулось…

Шарю я, шарю по графику. Тычу карандашом, тычу — никак не могу приткнуть поезд с воронками. Такая теснота… Ткнулся перед двадцать седьмым — это скорый московский — не выходит. Перед двадцать девятым ткнулся — опять не вышло. Перед тридцать первым… И перед тридцать первым не вышло. А тут на очереди уже «Красная стрела», московский экспресс. Что ж, думаю, делать-то с воронками? Из диспетчерской тебя сейчас не выпустят. Хоть в лепешку расшибись, а найди место воронкам.

Кашлянул громкоговоритель:

— Диспетчер…

Гляжу на часы. Ну да, вот она и «Стрела».

— Кто у аппарата? — спрашиваю.

— У аппарата первый светофор. «Красная стрела» готова. Подаем из парка к вокзалу.

— Понято, — говорю, — подавайте…

Ткнул я карандашом в график — поставил точку. Хрустнул мой карандаш, поломался. И чинить я не стал. Отбросил карандаш, взял новый.

Что ж, остается теперь только дорожку «Стреле» приготовить. Вызываю линию, отдаю приказание:

— Убрать поезда на запасный. Освободить путь — «Стрела» пойдет.

Все поезда, какие есть на линии, тут обязаны посторониться. Иной поезд, может, километров пятьдесят уже от Ленинграда отмахал, возле Тосно где-нибудь погромыхивает, а тронется «Стрела», от перрона только оторвется должен уж этот поезд во все лопатки к ближней станции катить и с ходу на запасный путь укрыться.

На пятьдесят километров путь чистый должен быть перед «Стрелой». Такое правило. «Стрела» еще из Ленинграда снимается, а ее уже в Малой Вишере встречают. Вот как!

Сто шестьдесят километров до Вишеры одним духом «Стрела» проходит. В Вишере чуть передохнула — катит без остановок до Бологого. А Бологое — уже полпути до Москвы. Вот какие у «Стрелы» перегоны! Все станции побоку. Обухово, Славянка там, Тосно, Ушаки — вроде путевых будок для нее. Только в окнах помигивают.

Повернул, значит, я селекторный ключ — отдал приказание очистить линию. Стоит «Стрела» у вокзала, под стеклянной крышей. Ей еще и паровоз из депо не подан, проводники в белых перчатках только еще первых пассажиров встречают, по вагонам рассаживают — а путь для «Стрелы» до самого Тосно уже расчищен.

А все-таки — как же быть с воронками?

Встал я, прошелся по комнате, опять сел.

И, понимаете ли, решился я. Повернул опять селекторный ключ:

— Депо? Машиниста Коротаева позвать.

Вызвали Коротаева. Поздоровался я с ним на этот раз, хотя и не полагается --">