Николай Федорович Григорьев - Первые листы

счастливый случай. Ушло на это несколько лет, но счастливый случай не представился…

Наконец обратились к помощи печати. Казалось бы, с этого следовало и начать, но… Из опыта научных работ в различных областях знания известно, что простое решение не всегда приходит сразу. Итак, уже только в 1952 году по поручению товарищей научный сотрудник исторического музея Лейпцига Фридрих Донат опубликовал в газете «Leipziger Volkszeitung» статью с призывом к горожанам сообщить в редакцию любые сведения о разыскиваемой типографии.

* * *

В этом седом и больном человеке едва ли можно было узнать бывшего проворного мальчугана и озорника из типографии в Пробстхайде… Прочел Макс Пуршвиц в местной газете статью Доната и задумался… Сколько времени утекло — и вдруг вспомнили! Как же быть? Не с кем и посоветоваться. Все трое — и Герман Рау и Вернер (Блюменфельд), и он, тогда подмастерье, — дали Ленину слово о печатании «Искры» в Пробстхайде нигде, никогда и никому не проговориться. Но Германа уже нет в живых; Вернер, с которым он, Пуршвиц, подружился, как уехал с Лениным, так и весточки о себе не подал… Где его искать, да и жив ли он?..

Получается, что тяжесть клятвенного слова теперь только на его совести. Задумался, оттягивая решение, — и вспомнилось ему детство, голубятня, мохноногий турман с султанчиком на голове. Бывало, взовьется турман ввысь, и уже едва приметен в небе, мерцает там, как белая звездочка. А мальчишка верил, что звезды знают будущее каждого человека. Но разве ночью сонными глазами разглядишь в глубине неба свою звезду — вон их какая россыпь!.. И он, бывало, нашептывал турману, чтобы тот поднялся еще выше, к звездам, — и сам, будто звездочка, выпытал бы там, у золотых подруг, что предназначено ему, подмастерью Максу, в жизни… Хотелось счастья. Но что такое счастье? Тут мысли мальчугана расплывались, и на лице застывала мечтательная улыбка…

Старик встрепенулся. Перечитал статью в газете, сказал себе: «Надо решать». Недолго ведь и ему, уже больному, беспомощному, осталось жить. Что же, унести тайну типографии с собой в могилу?

«Нет, — сказал себе старик, — совесть моя снимает с меня клятвенное слово. О том, где впервые напечатана „Искра“, должны знать люди».

И редакция газеты получила письмо. Оно было подписано: «Макс Пуршвиц, ветеран рабочего движения в Германии».

* * *

К Пуршвицу нагрянули историки — сразу несколько человек. Старик их встретил, рассадил, и началась беседа. Выслушали историки бывшего подмастерья загадочной типографии, заполнили записями свои блокноты, и старик даже устал от жарких рукопожатий.

Поехали на место.

«Руссенштрассе… Руссенштрассе, сорок восемь!» — нетерпеливо повторяли вслед за провожатым историки, радуясь удаче.

Вот и Пробстхайда. Вышли из машин — Пуршвиц перед каменным сараем. Здание показалось ему иным, чем было. И пониже, и поплоше. Но номер — 48, сомнений нет: это типография Германа Рау.

Между тем экспедиция историков разделилась — одни остались с Пуршвицем, другие поспешили во двор и внутрь здания.

Вдруг со двора закричали:

— Да ведь это столярная мастерская! Геноссе Пуршвиц, вы ошиблись!

Старик вздрогнул, схватился рукой за грудь, где сердце… Вновь смотрит на номер. Твердит протестующе: «Нет, не ошибся! Посмотрите сами: сорок восемь, Руссенштрассе, сорок восемь…»

Но лица историков уже замкнулись в недоверии к нему. Экспедиция не удалась. Люди сели в машины, чтобы ехать обратно. Холодно указали и старику место в машине. Но, опозоренный, он на приглашение не ответил. Машины уехали.

Пуршвиц побрел во двор. С опаской огляделся — тот ли?.. За полвека многое изменилось, но что-то осталось — знакомое… Старик взбодрился и вошел в каменный сарай. Взвизгивание пил, стук молотков, скипидарный запах стружки… Да, от типографии ничего не осталось, и две комнаты превращены в одну обширную. Заговорил с рабочими, его отправили к мастеру.

— Вы пожилой человек, — волнуясь, заговорил Пуршвиц, — и, быть может, слышали, что здесь была типография?

Тот недоверчиво усмехнулся:

— Не слыхал. Это когда же?

— Назад тому пятьдесят лет. В девятисотом…

Мастер выпроводил старика как сумасшедшего.

* * *

В редакцию лейпцигской газеты пришла старушка. Дрожащими руками вынула из сумки порыжевшее от времени паспарту с чьим-то портретом.

— Это мой отец, — сказала старушка, обводя глазами работавших в --">