Ахмедхан Абу-Бакар - Опасная тропа

вызывает раздражение.

— Ты проснулся?

— Нет, еще лежу в постели.

— Врешь, я вижу тебя перед собой проснувшимся.

— А если видишь, чего спрашиваешь?

Не совершенен еще наш язык, не образовался он, не состоялся, не созрел еще, обремененный диалектами. Что и говорить, почтенные, если даже в языке моего маленького аула Уя-Дуя присутствует два диалекта. Жители нижнего аула разговаривают так, будто они с тяжелой ношей на спине поднимаются вверх, по склону, растягивая и медленно выговаривая слова, а жители верхнего аула говорят легко и скороговоркой, будто они без ноши сбегают с горы вниз. Вот какие у нас баклажаны, любезные, это вам не тыква с морковкой.

Наш даргинский язык — молодой, только с тридцатых годов стал складываться как единый для всех наречий и диалектов. Есть у нас свой театр. Артисты, что работают здесь, — из разных мест и потому, порой, еще трудно вникнуть в суть происходящего на сцене. Выходят на сцену артисты, и каждый начинает говорить на своем диалекте. Смех и грех; получается как в басне «Лебедь, рак и щука». Но мы не такие уж невезучие, нам очень повезло тем, что мы обрели для себя еще один родной язык — русский. Не будь этого языка, трудно было бы нам стать теми, кем мы стали сегодня, приобщиться ко всей человеческой культуре. И настолько глубоко вошел в нашу жизнь и быт русский язык, что без него мы на самом деле были бы очень бедны и ограничены в своих духовных возможностях. Вот послушайте сами, как говорят в ауле наши горянки:

— С праздником, дила унра! (соседка).

— Хура поздравить риркулри, дила рузи. Как дела, кумек бареси лебу? Гар секал приготовить даркатив? (И тебя поздравляю, сестричка, как дела, не надо ли чем помочь? Все ли успела приготовить?), — а сама Меседу все глядит в окна и в двери, хочет узнать, какое же платье наденет соседская дочь на выпускной вечер, чтоб свою дочь нарядить не хуже…

— Чина рикири, рузи? (где была, что делала).

— Ца гость — ахал вакили, ца абъа — курица белхи — резать барили, билтуй — щипать барили, берцили — жарить барили, ахал — гостьра угостить варили, нура дукуй — кушать дили к тебе вот пришла, — говорит соседка Меседу. Смысл нетрудно понять: — явился к ней гость, она зарезала, ощипала, зажарила курицу, угостила гостя и сама поела вот и выбралась. А говорит Меседу сладко, облизывая губы, как кошка, морду которой сунули в сметану.

— Черрерхи, дила, унра, либакара ца камси светло-голубой нити? (прости, соседка, не найдется ли у тебя немного светло-голубой нити?).

— Раши, заходи. Кажется либри чинабрел, — говорит благодушная Хадижа, не подозревая, чем вызван приход соседки. Это, говорят, именно она, толстуха Хадижа, сказала, что не может без жалости глядеть на худых и всегда думает, не мешают ли им ночью спать спокойно их собственные кости.

— Понимаешь, платье ушить баркара бажардихеричибра, а дочка пурхурринули сердится.

— Се рикулри, разве же можно, такой бархи (день)?

Хадижа, несмотря на свою полноту, очень живая и ловкая в движениях. Она мать семерых сыновей и одной дочери, жена нашего славного животновода Али-Булата, что сейчас пасет свои отары на летних пастбищах. Хадижа вынесла свою шкатулку и высыпала на балконе все содержимое.

Любопытство охватило меня. Еще бы, прислушайтесь к ним — на каком таком языке они говорят, все смешалось в нем, и самое странное — они очень хорошо понимают друг друга и я их понимаю.

— Вот, нашлась нить… Тебе такая нужна?

— Ой, спасибо, именно такая… У тебя, соседка, все есть, счастливая ты… — что она говорит, что она говорит, хорошо что муж ее, грозный Сирхан не слышит. Он тоже старший чабан, как и муж Хадижи. У Меседу, кроме дочери, есть еще и постарше сын Усман, который в прошлом году окончил сельскохозяйственный институт. — А твоя дочь, Хадижа, что думает делать?

— Еще не определено, соседка, думаем…

— У вас столько знакомых в городе. Небось, давно приготовлено место в каком-нибудь институте? Да, теперь без знакомства и шагу не ступишь…

— Пусть отец хлопочет. А с меня хватит. Да, трудно стало учиться. А поступать — еще труднее.

— А помнишь, соседка, — садится Меседу на ступеньку каменной лестницы, совсем позабыв о дочери Зизи, которая хмурилась из-за платья, что оно не готово. — Помнишь, когда мы кончали школу, к нам приходили и из сельсовета, и даже милиционер, чтоб уговорить нас поехать учиться, обещали даже справки дать, чтобы без --">