Максим Иванович Горецкий - Генерал

Максим ГОРЕЦКИЙ

ГЕНЕРАЛ

I

Он был уже совсем стар.

Брил на английским манер бороду и усы, и поэтому трудно было с уверенностью сказать, сколько ему лет. Под глазами желтели сморщенные мешки, на голове белели се­дые редкие волосы, зачесанные набок. Руки его иногда за­метно дрожали.

В строгом мундире на английский фасон, с белым ворот­ничком на шее, в брюках галифе он выглядел мелкой, дрях­лой, но франтоватой чистюлей.

На груди висела высокая боевая награда — Георгиев­ский крест.

Он сидел в переоборудованном из гостиной кабинете огромного старосветского помещичьего дома, дымил сига­рой и время от времени отпивал маленькой серебряной ло­жечкой холодный черный кофе.

Дивизия вот уже сколько месяцев стояла на одном ме­сте, и всех заедала скука.

Он решительно не знал, чем заняться...

За окнами ветер раскачивал мокрые ветви деревьев, швырял в стекла крупные капли дождя.

Иногда в кабинет долетал глухой гул, напоминавший раскаты далекого грома. В стакане тогда тихо звенела ло­жечка, невольно рождая тревожные воспоминания и чув­ства.

Изредка открывались двери и в кабинет тихой поход­кой входил высокий, привычно собранный и безнадежно худой от испитых сладостей жизни адъютант с бумагами. Он звякал шпорами, отдавая честь, болтал аксельбантами и что-то спрашивал у его превосходительства, тихонько по­стукивая своим длинным ногтем по важной бумаге... Опять звякал шпорами, круто и ловко поворачивался и так же тихо выходил.

В эти короткие мгновения — когда открывались и за­крывались двери — сюда долетали людские голоса, треск пишущих машинок, топот тяжелых солдатских сапог по ста­росветскому дубовому паркету.

Откинувшись на спинку кресла и вытянув худые ноги, генерал пускал колечки синего дыма и о чем-то своем ду­мал...

Перед ним лежали последние приказы высшего коман­дования, телеграммы, газеты, письма. Все было так одно­образно и неинтересно,.. Какие-то темные слухи из столи­цы... Бесконечная пустая болтовня в Думе.., Снова вопрос о целесообразности дальнейшего отхода на лучшие пози­ции... Снова рассуждения о катастрофическом падении бое­вого духа вновь сформированных войсковых соединении...

«Самое худшее в любом деле,— рассуждал генерал,— когда людей покидает дух творчества, когда все уже ясно, все, что можно, сделано. Тогда становится грустно...»

Старик тяжело вздохнул, позвонил и, когда явился адъютант, приказал подать автомобиль для поездки на по­зиции.

— Обед, ваше превосходительство, готов,— сказал адъ­ютант.

— Ну, хорошо, все равно...— апатично согласился ге­нерал и направился в столовую.

Несмотря на обед, обычно располагающий к благодуш­ному настроению, он загрустил еще больше. Весельчак-подполковник, начальник штаба, находился в отпуске. На обед были приглашены, по старой традиции, вновь прибыв­шие офицеры. Однако на этот раз явились застенчивые и неуклюжие прапорщики. Генерал испытывал острое чув­ство неловкости за них. Он видел, как они по-дурацки дер­жали себя в офицерской компании, как суетились и крас­нели, боясь сделать что-нибудь не так, как ели с ножа и брали вилками хлеб...

«И это наши офицеры! — с горечью подумал генерал.— В самом деле, разве можно с такими офицерами добиться победы?» — покачал он головой.

Обед кончился раньше обычного. Генерал почти ничего не ел. Он покинул столовую, сел в автомобиль и один, даже без адъютанта, укатил в штаб N-ского полка, находивший­ся вблизи передовой позиции.

— На наше превосходительство напала мерлехлюндия,— бросил адъютант доктору, когда автомобиль скрыл­ся в туманной пелене,— Не желаете ли, господин доктор, сыграть партию? — спросил он и, не ожидая ответа, взял того под руку и повел в генеральский кабинет за шахматный столик.

— Одну партийку, пожалуй, можно,— уже по дороге согласился доктор.— Нервочки у нашего превосходитель­ства такие, что...— и, не договорив, поправил на носу очки и разгладил свою широкую и черную земскую бороду.

II

Дорога бежала мелколесьем, серыми мокрыми поляна­ми. По сторонам, в канавах и ямах, было полно воды с тон­ким ледком по краям. Потом пошел ольшаник — нетрону­тый и

--">