Юрий Васильевич Антропов - Неделя ущербной луны

Неделя ущербной луны

ПОВЕСТИ

НЕДЕЛЯ УЩЕРБНОЙ ЛУНЫ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Место под треногой на этот раз выпало чистое — прямо хоть пляши. Уже притерпевшийся к неудобствам своей нынешней работы, Илья не мог надивиться: ни кочки тебе, ни пня! И ни грамма воды под ногами к тому же. Сушь, вот просто сухо под треногой — и все тут.

Не работа, а одно удовольствие, — можно бегать вокруг штанги с закрытыми глазами. Ближе к полудню, когда припекло не на шутку, Илья решился даже разуться, раскинул на рогульке, над остывшей золой от костра, залубеневшие портянки, сунул в тень от палатки сапоги — не какая-нибудь там кирза, как у Фролки, к примеру, хотя он и мастер, а настоящая кожа, память об армии; пальцы с непривычки свело на майской земле, но потом разбегался, обвыкся — подошвам стало жарко.

Да и откуда бы тут взялась мокрядь, — закраина болотины осталась ниже по склону метрах в двадцати, Фролка вынес треногу сюда не долго думавши — какая, говорит, разница, что там песок да морена под нами, что здесь. Так-то оно, может, так, — да то чудно, что главный геолог экспедиции, эта молодая, но дотошная, видать, женщина, тому же Фролке наказывала в прошлый свой приезд закладывать скважины именно на перегибе, на самом террасном шве, как она выразилась.

А Фролка будто запамятовал — выпер треногу где посуше, и вся недолга. Хотел Илья напомнить как бы между прочим про указание строгой геологини, да случая удобного не представилось: сказать-то надо было с глазу на глаз, не при Катьке, по пятам ходившей за своим мужиком. Нечего и думать, что Фролка внял бы такому напоминанию, высказанному к тому же при жениных ушах, — для него это значило бы изменить свою тактику и по отношению к самой Катерине. «Курица не птица, баба не человек» — вот Фролкина мудрость, а тут — на глазах подчиниться приказу чужой бабы, хотя она и начальник.

Пощадил Илья мастера, не стал ничего говорить, будто так и надо. Молчком разгрузили машину, спешно поставили треногу и, едва перекурив, тут же забурились — на одном дыхании вогнали целую штангу, на всю мощность покровного суглинка. В работе Фролка злой и брыкучий, как жеребец необъезженный, лишнего ему ничего сказать нельзя. Да ведь и то правда: когда нынешней ранней весной мастер с начальником партии брали его, только что отслужившего солдата, уговор между ними был простой: делать любую работу, какую ни заставят. Фролка тогда посмеялся еще: «Зачисляю тебя, сержант Данилов, в бригаду на должность. Бери больше — кидай дальше, понял?» Разозлиться и плюнуть на них с таким уговором было вроде не с чего, — он же понимал, что взять его в партию могут только рабочим. Конечно, какую уж работу ни дадут. А Фролка насчет должности-то просто пошутил, у него все шутки такие — перченые, как и сам характер.

2

В полдень, когда солнце уперлось в самую макушку, Илья сквозь мокрые, в горячем соленом поту ресницы увидел краем глаза, что Семен паньшинский, новичок на один сезон, уже выдохся. Нехитра вроде бы работка: вкручивай в землю штопором стальную штангу, разрывай вековой ее целик остро заточенным наконечником — полой трубой-желонкой с клапаном, достающей наружу глубинную породу. А для удобства бурового дела — еще дедами придуманные приспособления. Дивился Илья нестареющей придумке человека! Просто все, куда как просто. Вертикальная штанга, чтобы не вихлялся верхний ее конец, крутится в сальнике, висящем на стыке трех бревен, раздвинутых комлями в треугольник, — тоже великое изобретение, которое, вычитал в книжке Илья, еще египтянам, как основа рычага, помогало поднимать громадные блоки пирамид. Перехватил штангу зажимками, надел на концы этих тисочков, с четырьмя --">