Владилен Вячеславович Леонтьев - Антымавле — торговый человек

научившийся удивительному делу — торговле.

Здесь надо пояснить, что вообще торговый человек в сознании чукчей и эскимосов отождествлялся с человеком из другого мира. Американские торговцы и русские купцы сами всячески подчеркивали то, что только они способны постигнуть великое и таинственное дело обращения одного товара в другой, только им дано понимать тонкости эквивалентности бумажных денег пушнине, шкурам белых медведей, вышитым тапочкам, оленьим пыжикам, с одной стороны, и плиткам чая, связкам табака, винчестерам, стальным лезвиям, деревянным вельботам, с другой.

Поэтому становление Антымавле как торгового человека — это огромная победа революции в маленьком чукотском обществе, еще в то время ограниченном сложившимися представлениями и твердыми взглядами на жизнь, почерпнутыми из давнего многовекового опыта.

Книга писалась долго. Ведь в это время В. Леонтьев, уже кандидат исторических наук, ведет большую исследовательскую работу в Магаданском комплексном НИИ. И повесть эта — не просто прозаическое произведение, но и в то же время и научное исследование, ибо, верный своим принципам, Владилен Леонтьев выверяет каждую строку, каждый даже малозначительный, на первый взгляд, факт.

Книга придет в Уэлен. Ее откроет наш первый учитель Татро, его товарищи, наши сверстники по уэленской школе, наши дети, и многие узнают в описанных в романе людях себя, своих близких, хороших знакомых.

И волшебство печатного слова, которое мы почувствовали, когда Татро впервые прочитал нам слова, начертанные в букваре, откроет читателям знакомый мир, полный удивительных откровений, мыслей, мир, обращенный к самым лучшим чертам человеческой натуры, точно так же, какими были устные повествования другого нашего учителя — старого Рычыпа.

Юрий Рытхэу

Бухта Провидения, 1973 г.

Повести

Антымавле — торговый человек

Етылин к нам вернулся

На пологом склоне горы, у берега приютилось пять яранг — стойбище Валькатлян. Яранги наполовину врыты в землю, обложены дерном. В темноте они напоминают каменные глыбы, кажутся мертвыми, и только в одной сквозь щелки входа пробивается слабый свет.

В чоттагине — холодной части яранги — тускло светит жировая плошка. За ярангой метет поземка, ветер забирается под наружную шкуру — репальгин и похлопывает ею об остов жилища. У тлеющего костра, поджав под себя ноги, сидят двое: старуха и молодой мужчина с небольшим бубном на коленях. Они прислушиваются к каждому звуку, доносящемуся из полога. Но стонов не слышно, да их и не должно быть: иначе услышат злые духи — келет.

В пологе сумрак, чад. Слабый язычок пламени жирника едва освещает его. У стены, на новых оленьих шкурах, кто-то шевелится, скрипит зубами.

— Аа-аа-аа! — раздается в пологе.

— Бум-бум-бум! — гремит в чоттагине бубен, заглушая крик.

Мужчина наклоняется к старухе.

— Аттау! Пора!

Старуха шевелит губами, чуть слышно произносит заклинание, вскакивает и скрывается в пологе.

— Ии-и-кы-ка! — не может удержаться от стона женщина.

— Бум-бум-бум! — гремит в чоттагине.

— Оо, тише, молчи, злые келет услышат.

— Ии, где мой мешок?

— Вот он.

Роженица протягивает ослабевшую руку, находит в мешке каменный скребок, заранее ею приготовленный, перепиливает пуповину и откидывается назад. На лбу и кончике носа поблескивают капельки пота, женщина тяжело дышит.

Рано утром, когда Гывагыргин собирался на охоту, Кейнеу, хлопотавшая у жирника, вдруг схватилась за живот, вскрикнула и повалилась на шкуры:

— Начинается!

Голая старуха, сидевшая в углу, поспешно натянула керкер — меховой комбинезон, сунула ноги в торбаса и выбралась наружу.

— Гость чужой к нам просится, — оповещала она соседей, обегая одну ярангу за другой.

Гывагыргин не пошел на охоту, хотя погода была благоприятная. В такой день никто из родственников не должен заниматься делом. А так как в стойбище было всего несколько яранг и в них жили родные, двоюродные братья и сестры, то все стойбище отдыхало, дожидаясь появления на свет нового человека.

Чтобы не навлечь злых духов на маленькую, слабую душу, все называли надвигающееся событие --">