Юрий Николаевич Абдашев - Низкий Горизонт

Юрий Николаевич Абдашев
Низкий Горизонт

Алтай встретил Званцева золотом березового листопада и горьким запахом привядшей тополиной листвы. Над Барнаулом по-осеннему скупо светило солнце, но из влажной земли еще сочилось запоздалое тепло. Лишь по утрам песок на приречных улицах покрывался налетом первого инея. Он, как сахар, похрустывал под ногами.

И вот тогда-то Николай впервые услышал о низком горизонте. Говоря о нем, беспомощно разводил руками диспетчер речного порта, недобрым словом поминал его чернявый паренек со спутанным чубом, о низком горизонте с хитроватой усмешкой говорил бывалый колхозный пчеловод, поблескивая из-под очков молодыми глазами, на него, вздыхая, жаловалась грудастая тетка, прикрывавшая широченными юбками туго набитые мешки и поражавшая всех неусыпным бдением.

Эти слова не сходили с языка. Они были причиной всех бед. Низкий горизонт реки полностью нарушил судоходство. Единственная дорога, которая связывала столицу Алтая с отдаленными селами верховьев Оби, стала недоступной даже для колесных пароходов с мелкой осадкой.

Такое случалось нередко. Года не проходило без того, чтобы матушка Обь к концу лета не обнажала широкие песчаные отмели, не преграждала путь опасными перекатами.

Пора бы, кажется, людям привыкнуть, но они всякий раз не уставали раздражаться и отпускать крепкие словечки в адрес пароходства. Не могли же они ругать реку, если с ней была связана вся их жизнь: зимой по скованной льдом Оби пробивали колесную дорогу, а летом речные буксиры пригоняли тяжелые баржи с товарами. Река давала стерлядь и нельму — отличную рыбу. Необходимость же ругать кого-то была велика, и поэтому весь гнев обрушивался на портовое начальство, которое считали причастным ко всем событиям, происходящим на реке. Слыхано ли дело — пять лет, как закончилась война, а с рекой не совладают.

У Николая были все основания возненавидеть эти два слова — «низкий горизонт».

…Всего каких-нибудь десять дней назад он в самом чудесном расположении духа штурмовал комбинированный вагон на перроне Краснодарского вокзала. В нагрудном кармане его взмокшей от пота куртки лежал диплом об окончании физико-математического факультета и направление на Алтай. Николай получил деньги на билет и пятьдесят процентов подъемных.

— Остальное получите на месте для обзаведения хозяйством, — объяснили ему в институтской бухгалтерии.

Званцев не был искушен в финансовых делах и в такое путешествие отправлялся впервые. Он разделил полученные триста рублей на восемь суток пути. Вышло по тридцать семь пятьдесят. Не так уж плохо для молодого специалиста.

Шли дни, оставались позади километры, а новенький бумажник заметно тощал. Но Николай был спокоен. В его планах все строилось на строгом математическом расчете. Бодрое настроение ни на минуту не покидало его. Он с удовольствием заводил знакомства и бегал на станциях за кипятком.

На седьмые сутки после двух пересадок Николай спрыгнул на посыпанную гравием платформу Барнаульского вокзала. Вскинув на плечи рюкзак и подхватив тяжелый чемодан, он отправился разыскивать пристань.

Прошел день, другой, а парохода все не было. Люди с волнением ожидали, что в верховьях пройдут дожди, и через каждые полчаса бегали смотреть на водомерную рейку, грустно торчавшую за кормой пристанского дебаркадера. Ходил туда и Николай. Поневоле пойдешь, если за сутки во рту не побывало и маковой росинки. Денег оставалось только на билет.

А вода и не думала прибывать. Званцев помрачнел, и худое лицо его осунулось еще больше. Нужно было принимать какое-то решение. В крайоно, где ему выдали направление, попросить о помощи он не посмел. Несолидно и стыдно. Подумают черт знает что. Послать домой телеграмму? Тоже нельзя: мать живет на зарплату курьера. И тогда родилась гениальная мысль. Нужно что-то продать.

Единственной вещью, которая могла представлять ценность, были ручные часы неизвестной фирмы. Красивые часы со светящимися стрелками. Николай очень дорожил ими. Их подарила мать, когда ему исполнилось двадцать лет.

Поскольку решение созрело, Николай не стал церемониться с оставшимися деньгами и проел их в один присест. Но к вечеру, как ни странно, он еще острее ощутил голод.

Спать было жестко и холодно. Проснувшись утром, он --">