Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов - Письма на тот свет, дедушке

Тулепберген Каипбергенов^[1] Письма на тот свет, дедушке

Нам придется и теперь скитаться.

Ажинияз*

Уйти отсюда, но куда?

Машраб**

Большая вода приносит беду,

Маловодье — тоже беда.

Пословица

Извини, Дедушка, но я переполнен болью. О ней и хочу поведать тебе... Только ты можешь терпеливо выслушать меня, первого внука своего!

В последние годы мир очень изменился. Многие идеалы, считавшиеся ранее незыблемыми, порушились. Все то, что мы до сих пор считали черным, оказалось белым, а белое — черным. И это заставляет некоторых людей, словно несмышленых котят, радоваться, прыгать, резвиться. Некоторые, даже ступив на пылающие угли, не замечая боли, продолжают резвиться. От горящих углей, приставших к ступням и застрявших меж пальцев, вылетают искры. Но и после этого безумцы не замечают или не хотят признаться, что сами становятся причиной возникающих пожаров. Вот мне и кажется, что сегодня весь мир стоит на пороге великого пожара.

В этой ситуации самое непонятное то, что какие бы ни возникли беды, беспорядок или противоречие, почему-то перестали искать виновников среди живых. Во всех грехах обвиняют только мертвых, Видимо, поэтому многие из нас заблуждаются, не понимают, в каком мире мы живем — в реальном или сомнамбулическом. Иногда, опасаясь и думая — не спишь ли сам? — ущипнешь себя за ухо или руку и почувствуешь боль. Значит, не спишь. Отсюда делаешь вывод, что все происходит наяву вокруг. Заставляешь себя поверить во все происходящее. Только очень трудно разбудить близкого или товарища, убедить их, что все это не сон. Поэтому и продолжается осквернение памяти покойных. А это великий грех.

У нас говорят: кто с уважением вспоминает умерших, становится богатым. Ныне эта пословица полностью себя оправдала до точности наоборот: люди духовно и в житейском плане, во всех отношениях буквально на глазах нищают.

Это письмо отнюдь не означает, что я хотел бы по пустякам побеспокоить дух твой, Дедушка. Нет, я вынужден высказать накопившиеся беды и обиды твоего и моего народа только тебе. Рассказать о планетарной катастрофе, которая кружит сегодня над нашей Землей. К кому я обращался до тебя, в какие инстанции писал, ты узнаешь из моих дальнейших писем.

Помнишь, Дедушка, как в годы войны (1941-1945 гг.) в нашем ауле не верили ни одному слову о войне тем редким семьям, откуда никто не ушел на фронт или хотя бы какой-нибудь родственник не погиб. На них односельчане смотрели как на какое-то страшилище. И наша семья чуть не стала такой: ты был слишком старым, а отец мой близоруким, и его освободили от службы в армии. К тому же трудоспособные люди были нужны и для работы на селе. Самому первому твоему внуку к тому времени стукнуло двенадцать лет. Поэтому из нашего дома никто не был на войне. Но по материнской линии два младших брата и старший, два сына сестры матери один за другим ушли на фронт и вскоре погибли. Это и смягчало сердца соседей...

Сегодня постигшее наш народ экологическое бедствие ничуть не меньше напоминает тяжелые годы лихолетья. Если кто-то из близких родственников не умер или не заболел тяжелой болезнью, то такая семья нынче в ауле видится окружающим каким-то страшилищем.

Слава Аллаху, мой дом обошло подобное пугало. Я сам болел, пролежал полгода в больнице для желтушников, внуки-близнецы (мальчик и девочка) всего на два дня посетили сей светлый мир и навсегда покинули нас... Поэтому считаю, что имею полное право пожаловаться и рассказать о постигшем бедствии.

Дедушка, да простит меня всемогущий Аллах, что беспокою твой дух, ну а что касается тебя самого, я уверен, что ты не обидишься. Потому что хотя я и стал уже сам дедом, но все же являюсь твоим первым внуком. Ты всегда баловал меня, брал с собой на стариковские посиделки, позволял слушать интересные истории, а затем, возвратившись домой, делал вид, что весь разговор забыл, и не уставал слушать пересказ услышанного из моих уст.

Только с моим появлением на свет ты почувствовал себя Дедушкой. Я не раз слышал мальцом, как ты гордо говорил окружающим: «Для человека нет большего счастья на этом свете, чем называться Дедом».

И все же я не хотел тревожить твой Дух, да вот не получилось. Сначала решил, что писать письмо не --">