Аркадий Яковлевич Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести)

который изобрел ее.

А делал руку искусный мастер. Отчетливо выделялась каждая тончайшая линия на ладони, каждая жилка, и кажется, видно было, как пульсирует в ней кровь. Ногти трудно отличить от настоящих, настолько умело они отшлифованы и так правильно подобран лак.

Тхя постоянно находил все новые и новые достоинства в деревянной руке. Оказывается, ею удобно, не нагибаясь, чесать колено и даже икры… Но все же самое приятное — это чесать спину. Жаль только, что его собственные руки устают. Если бы деревянная рука еще сама двигалась по спине и знала бы, где надо чесать сильнее, а какие места пропускать, вот жизнь настала бы! Но так, наверно, бывает только у хозяина рая — Окхвансанде.

Когда Тхя узнал о приходе Мен Хи, ему захотелось взглянуть на невесту. Но он тут же отказался от этого намерения: ведь она только женщина, еще подумает, будто ему интересно смотреть на нее. Зато восьмидесятилетний дед Тхя видел ее и очень сердился.

— Зачем ты привел в дом красивую женщину? — кричал он на своего сына Ли Ду Хана. — Нам нужны женщины, которые думают о работе, а не о красоте лица. Зачем ты привел эту нищенку?

Больше старик ничего не успел сказать, потому что сильно закашлялся.

Жена помещика Ли Ду Хана — Пок Суль с трудом его успокоила.

— Не волнуйтесь, отец, — сказала она. — Мы не станем приучать ее к нарядам, она будет работать, как полагается в порядочном доме.

— Ты права, мать, — лениво заметил Тхя. — Нельзя допускать, чтобы женщина привыкала к расточительности.

— А ты не вмешивайся не в свое дело! — оборвал его дед.

Тхя отошел в сторону. И в самом деле, зачем ему ломать голову, когда в доме столько людей?

А дед долго ходил по всем комнатам, стучал палкой о циновки и кричал:

— Я все равно выгоню эту девку! Пусть уходит! Нам не нужны красивые нищенки. Сын помещика должен жениться на дочери помещика, а не на батрачке!

Ли Ду Хан не перечил старику. Упреки выслушивал почтительно и молча. У него были свои виды на Мен Хи, о которых он не мог сказать даже родному отцу.

Утром Тхя все же решил посмотреть на Мен Хи. Он нашел ее на скотном дворе. Вместе со старой батрачкой она перетаскивала из хлева навоз.

Тхя появился во дворе, и у него было такое лицо, будто он и сам удивлен, что забрел сюда. Он рассеянно посмотрел вокруг и направился к амбару. Шел медленно, лениво переставляя босые ноги, вдавливая в жидкую грязь незавязанные штрипки своих широких белых штанов. Из-под распахнутого халата виднелись болтавшиеся на кушаке кисет, веер и чесалка.

Не доходя до амбара, Тхя вдруг увидел перед собой большую кучу навоза, которой раньше здесь не было. Он беспомощно посмотрел на это неожиданное препятствие, повернул в сторону и направился к арбе, стоявшей в дальнем конце двора. Дойдя до нее, потряс плетенные из камыша борта, покачал головой и, видя, что за ним наблюдают батрачки, озабоченно произнес:

— Совсем развалили хозяйство, пора браться самому за дело… Потом обратился к Мен Хи:

— Женщина, иди сюда. — И зевнул, чтобы она не подумала, будто он интересуется ею.

Мен Хи не успела еще подойти к нему, как в воротах появилась Пок Суль.

— Это еще что такое?! — закричала она. — Вместо того чтобы работать, целый день языком чешешь! Хорошую же невестку мне бог послал!..

Мен Хи молча пошла в хлев.

— Ты куда бежишь? — снова набросилась на нее Пок Суль. — Чем бегать взад-вперед да чесать языком, вымыла бы ноги своему хозяину. Видишь, стоит по колено в грязи. Иди же! — крикнула она остановившейся Мен Хи. — Возьми таз, там возле кухни.

Тхя очень не хотелось мыть ноги, но ослушаться матери он не посмел и нехотя потащился к себе.

Когда Мен Хи внесла в комнату таз с водой, Тхя занимался своим любимым делом: бил мух. Это занятие всегда доставляло ему наслаждение. В руке он держал мухобойку, какую можно найти у любого лавочника, — резиновую рамку величиной с ладонь, затянутую сеткой из конского волоса и прикрепленную к бамбуковой трости. Заметив на стене муху, Тхя подкрадывался к ней, ударял мухобойкой — и насекомое падало на пол.

Проделывал это Тхя сосредоточенно и с полным знанием дела. Почти не было случая, чтобы он промахнулся, и каждая новая жертва наполняла его сердце гордостью.

Но вот с некоторых пор любимое занятие Тхя, которому он отдавался самозабвенно и уделял почти все свободное от сна и еды время, начало доставлять ему немалые огорчения, а --">