Владимир Дмитриевич Ляленков - Сёстры Строгалевы (сборник)

Владимир Ляленков СЁСТРЫ СТРОГАЛЕВЫ (рассказы и повесть)

ТАЙНА В ПОДЛЕСАХ

Деревня совсем небольшая. Называется она Подлесы. В деревне двадцать изб, крытых тёсом, колхозный скотный двор и конюшня, которая находится метрах в пятидесяти от остальных строений.

В трёх километрах от этой деревни лежит большое село, там и сельсовет. Но рассказ пойдёт не об этой большой деревне, а о Подлесах.

В Подлесах все избы вытянулись в два порядка, образовав длинную и единственную улицу. Ту часть улицы, которая дальше от леса, когда-то вымостили камнем — там проходит шоссе. Другой конец — немощёный — упирается у самого леса в болото.

От войны и оккупации деревня сильно пострадала и не могла отдышаться до самого 1954 года. Главное, что не было мужиков.

Вот до войны было времечко! В каждой избе мужик, хозяин. Тогда пахали даже далёкие поляны в лесу, сеяли там хлеб и сами всё убирали до дождей. Как быстро управлялись мужики!

Но пришла война, потопталась в этих местах и отняла у деревни и мужиков и молодых парней.

Правда, остался один — бригадиром работал, да и тот разве мужик? Всё кашлял и холода боялся. Ещё мужицкого племени был Васька Новкин — ему перевалило уже за семнадцатый год, и работал он трактористом, — да у Ивановны жил за мужика кривой Серёга, скот пас.

Были в семьях молодые ребята, да учились в городе или работали там.

Помнили бабы подлесовских мужиков — Егора Жваткина, Ефима Соева, Семёна Сыромятникова и часто встречали их в городе, куда ездили на базар. Звали мужиков обратно, но те с этим не спешили, о своей деревне только вспоминали.

Чаще других встречали бабы на базаре Семёна Сыромятникова, работавшего на каком-то заводе и приходившего на базар повидаться с земляками. Он даже приглашал баб и гости, расспрашивал о деревне, где он вырос и где теперь не было у него ни избы, ни семьи.

А бабы страсть любили, попав в город, поговорить со своим человеком, поделиться с ним своим бабьим горем. А горя много: в деревне на двадцать изб — все бабы. Да ещё и девки. Эти так и смотрели, как бы улизнуть куда — учиться, что ли, или на завод какой.

Весной и осенью в Подлесах всюду была грязь, только на шоссе её не было.

Бабы и ребята протаптывали тропки по грязи, кое-где мостили улицу палками, хворостом и так знали свои проходы, что даже ночью без огня могли пройти, не слишком запачкав ноги.

На семейное своё одиночество бабы вначале сердились, но потом смирились, попривыкли.

Оживала деревня весной, когда приползали тракторы. Из Ленинграда приезжали люди с заводов и помогали засевать землю хлебом, турнепсом, сажать картошку. И осенью было хорошо…

Приезжали студенты. Они по ночам жгли за деревней костры, пели песни и говорили о разном. К кострам приходили девчата… Кругом стояли стожки соломы и сена, под ними было тепло, пахло сухим летом и хлебом.

Трактористы и городские люди были всегда веселы, работали быстро, с маху, и, сделав дело, уезжали.

Во второй избе, считая от того конца деревни, который упирается в лес, жила тётка Катерина. За глаза её называли Свистунихой. Перешло это прозвище от мужа, которого в деревне звали Свистуном за страсть к вранью.

Тётка Катерина жила с внучкой. Внучке было уже двадцать три года, и Катерина не знала, за кого же девка выйдет замуж. Сама тётка работала в колхозе; впрочем, только для порядка, так как имела свой огород, корову и овцу. Были у неё четыре курицы, но две неслись по соседским дворам и доставляли только хлопоты.

Тётка ходила на болото, за клюквой, собирала в лесу грибки и по воскресеньям, с лёгкой ноги, отправлялась в город, где и продавала клюкву стаканами, а грибки — блюдцами.

В городе она всегда покупала какие-нибудь тряпки, сахар, булку да чай. Изредка, чтобы освежиться, катила прямо в Ленинград, где на колхозном рынке проворно торговала.

Всё лето, до самой что ни на есть глубокой осени, она ходила босиком, и её сильные сухие ноги не болели никогда. На болото шла босиком, на скотный — босиком, только на базар приодевалась. Одежду своей внучке она справляла хорошую, почти по-городскому.

--">