Владимир Владимирович Маяковский , Велимир Хлебников , Вадим Габриэлевич Шершеневич , Бенедикт Константинович Лившиц , Давид Давидович Бурлюк , Николай Давидович Бурлюк , Василий Васильевич Каменский , Константин Аристархович Большаков - Футуристы. Первый журнал русских футуристов. № 1-2

трам.

А город захрюкает из каменного стула.

Мне бросит плевки газовых фонарей,

И из подъездов заструятся на рельсы гула

Двугорбые женщины и писки детей.

И я, заложивший междометия наглости и крики

В ломбарде секунд и в пляшущей кладовой,

Выстираю надежды и взлохмаченные миги,

Глядя, как город подстриг мой вой

«Я не буду Вас компрометировать…»

Я не буду Вас компрометировать дешевыми объедками цветочными

А из уличных тротуаров сошью Вам платье,

Перетяну Вашу талью мостами прочными,

А эгретом будет труба на железном накате,

Электричеством вытку Вашу походку и улыбки,

Вверну в Ваши слова лампы в сто двадцать свечь,

А в глазах пусть наплещутся золотые рыбки,

И рекламы скользнут с провалившихся плеч.

А город в зимнем белом трико захохочет

И бросит вам в спину куски ресторанных меню.

И во рту моем закопошатся ломти непрожеванной ночи,

И я каракатицей по вашим губам просеменю.

А вы, нанизывая витрины на пальцы,

Обнаглевших трамваев двухэтажные звонки

Перецелуете, глядя, как валятся, валятся, валятся

Искренние минуты в наксероформленные зрачки.

И когда я, обезумевший. начну приниматься

К горящим грудям бульварных особняков,

Когда мертвое время с косым глазом китайца

Прожонглирует ножами башенных часов, –

Вы ничего не поймете, коллекционеры жира,

Статисты страсти, и шкатулки королевских душ

Хранящие прогнившую истину хромоногого мира,

А бравурный, бульварный, душный туш!

Так спрячьте-же запеленутые сердца в гардеробы,

Пронафталиньте Ваше хихиканье и увядший стон,

А я Вам брошу с крыш небоскреба

Наши зашнурованные привычки, как пару дохлых ворон.

«Кто-то на небе тарахтел звонком…»

Кто-то на небе тарахтел звонком, и выскакивала

Звездная цифра… Вечер гонялся в голубом далеке

За днем рыжеватым, и за черный пиджак его

Ловила полночь, играя луной в бильбокэ.

Всё затушевалось, и стало хорошо потом.

Я пристально изучал хитрый крап

Дней неигранных, и над ресторанным шепотом

Город вздыбил изнуренный храп.

И совесть укорно твердила: Погибли с ним,

И Вы, и вскрывший письмо судьбы!

Галлюцинация! Раскаянье из сердца выплеснем

Прямо в морду земли, вставшей на дыбы

Сдернуть, скажите, сплин с кого?

Кому обещать гаерства, лекарства и царства?

Надев на ногу сапог полуострова Аппенинского,

Прошагаем к иррациональности Марса.

«Болтливые моторы пробормотали быстро…»

Болтливые моторы пробормотали быстро и на

Опущенную челюсть трамвая, прогрохотавшую по глянцу торца,

Попался шум несуразный, однобокий, неуклюже-выстроенный,

И вечер взглянул хитрее, чем глаз мертвеца.

Раскрывались, как раны, рамы и двери электро, и

Оттуда сочились гнойные массы изабелловых дам;

Разогревали душу газетными сенсациями некоторые,

А другие спрягали любовь по всем падежам и родам.

А когда город начал крениться на-бок и

Побежал по крышам обваливающихся домов,

Когда фонари сервировали газовые яблоки

Над компотом прокисших зевот и слов,

Когда я увлекся этим бешеным макао, сам

Подтасовывая факты крапленых колод, –

Над чавкающим, переживающим мгновения хаосом,

Вы возникли, проливая из сердца йод.

Константин Большаков

На улице

I

Панели любовно ветер вытер,

Скосив удивленные глаза.

Лебеди облаков из витрин кондитерской

В трепете, как однокрылая стрекоза.

И нас обоих рукой коромысла,

Смеясь, сравняли мясные весы,

И кто-то стрелки за циферблат выслал,

Ломал траурные палочки-часы.

Лебеди-облака в хмуром трепете

Шепотом кутались в тысячи поз

И вся улица смотрела, как Вы прицепите

К моим губам Ваши губы из роз.

II

Ах, остановите! Все валится,

В сердце рушится за небоскребом небоскреб.

Ах, уберите! Оригинальности

Розовую мордочку спрячьте в гробь.

Снега, как из влажной перины,

Запушили фонарную яркость…

Слушайте! Кажется! Вальс старинный

Сейчас прогуляется по Луна-Парку.

Ах остановите! Все валится,

И остатки расшатала тренога.

Я фонарным золотом и снегом залит сам,

И мои веки белыми пальцами снег перетрогал.

Ах, не много, не много, не много

Минут --">