Михаил Николаевич Волконский - Кольцо императрицы

князь, — заявил Дрю по-французски, — я падаю от усталости!

В это время из двери под болтавшейся вывеской с рыцарем вышел степенный, в белой рубахе, старик, очевидно — сам хозяин, Митрич, как назвал его ямщик, и подошел к самой колымаге.

— Вот что, — заговорил князь Иван, — можно у тебя тут остановиться? Я чаю напьюсь.

— Чая напиться можно.

— Ну, так вот мы вылезем. У тебя комната есть? Ты только самовар дай…

— Комната-то есть, только занята она. Господа из города еще вечор приехали.

— Какие господа?

— Известно, молодая кумпания… так, чтобы время провести. Так вот комнату заняли, — и Митрич, точно ему решительно было все равно, что это вовсе не устраивало князя Ивана, стал смотреть вверх по дороге, вдаль.

— Как же быть? — спросил князь Иван.

— Да чая напиться можно, если угодно, на вольном воздухе. Вот столик под окнами, сюда и самовар вынесть можно.

— Так бы давно и сказал! — и князь Иван вылез из колымаги и, с удовольствием разминая ноги, пошел к столику под окнами здания.

Ямщик повернул во двор и увез снова задремавшего француза.

Князь Косой присел к столику. Почти в ту же минуту из двери вылетела босоногая девочка с красной камчатной скатеркой в руках, накинула ее на стол, расправила и снова кинулась в дверь, застучав по доскам своими голыми пятками.

Окна дома были приподняты, и сквозь тонкие красные спущенные занавески князю Ивану было слышно то, что делалось внутри. Там «кумпания», о которой говорил Митрич, не спала.

— Ну, что же, — слышался чей-то молодой голос, слегка осипший, — хотели спать, улеглись и никто не спит. И мне спать не хочется…

— Да чего спать? Выдумали ложиться в седьмом часу! Теперь бы кваску испить.

— Рассола огуречного.

— А Левушка, кажется, заснул. Левушка, Левушка!.. Но тот, кого окликали, не отвечал.

— Левушка! — стали звать опять.

— Ну, сто, сто вам? Я не сплю, — ответил наконец, очевидно, Левушка (он шепелявил).

— У тебя руки чистые?

— Луки? Луки у меня чистые…

— Почеши мне пятки…

В комнате послышался смех.

— Я вам в молду дам, — решил Левушка, и новый взрыв смеха покрыл его голос.

Хозяин, переваливаясь, принес самовар и поставил его на стол. Босоногая девчонка с прежнею стремительностью явилась с чашкой и блюдечком.

— Это что же они, — спросил князь Иван, кивнув на окна дома, — всю ночь не спали? Чего же они приехали сюда?..

— За городом вольнее, значит, — пояснил Митрич. — А чай сейчас ваш француз принесет. Медку не прикажете ли?

Князь Иван приказал медку.

III

«Кумпания», которую застал князь Иван в комнате «господского кабака» Митрича, состояла из нескольких молодых людей, собравшихся отпраздновать поступление в полк одного из своих товарищей, Володьки Ополчинина; они устраивали ему проводы.

В городе такой «кумпании» нигде не позволили бы оставаться всю ночь, и потому они выбрали «заведение» Митрича, как это часто делалось у них, забрали с собою вина и провизии, приехали к Митричу с вечера, пили, играли в карты, шумели на свободе, улеглись было спать в седьмом часу утра, но из спанья у них ничего не вышло, и они решили одеваться и приводить себя в порядок.

У кого-то в погребце нашлись мыло и бритва; поставили на столе, занятом еще остатками вчерашнего ужина, зеркало, и первым принялся за бритье Ополчинин, как наиболее предприимчивый из всех.

Шепелявый Левушка Торусский один готов был заснуть по-настоящему, но его разбудили, поставили на ноги и заставили тоже одеваться.

Ополчинин выбрился, вымылся, надел камзол и был уже совсем готов, как вдруг один из компании, тоже одетый и сидевший у окна, на котором поднял занавеску, проговорил: «Ишь несчастный!» — и показал в окно.

Там, видимо, боясь ступить на мостки, стоял с непокрытой головой прохожий-нищий, по-видимому бывший солдат, судя по облекавшим его отрепьям мундира и рваной штиблета на правой ноге. Левая была у него на деревяшке.

— Ага, не пустили! — улыбнулся Ополчинин.

— Кого, не пускали, куда? — забеспокоился Левушка, тоже подходя к окну.

— Да вот его, — показал Ополчинин, — нынче нищих не велено в Петербург пускать…

— С июня уже не пускают. Указ был, — подтвердил кто-то, — нынче строго…

Нищий действительно стоял с таким расстроенно-беспомощным видом, точно вовсе не знал, что же ему теперь делать! Он бессмысленно-тупо --">