Николай Васильевич Гоголь - Нос (1886. Совр. орф.)

видно, что он статский советник. Черт его знает, как это сделать?»

Он начал около него покашливать; но нос ни на минуту не оставлял своего положения.

— Милостивый государь, — сказал Ковалев, внутренне принуждая себя ободриться, — милостивый государь…

— Что вам угодно? — отвечал нос, оборотившись.

— Мне странно, милостивый государь… мне кажется… Вы должны знать свое место. И вдруг я вас нахожу, и где же?.. Согласитесь…

— Извините меня, я не могу взять в толк, о чем вы изволите говорить… Объяснитесь.

«Как мне ему объяснить!» — подумал Ковалев и, собравшись с духом, начал:

— Конечно, я… впрочем, я маиор. Мне ходить без носа, согласитесь, это неприлично. Какой-нибудь торговке, которая продает на Воскресенском мосту очищенные апельсины, можно сидеть без носу; но, имея в виду получить… притом, будучи во многих домах знаком с дамами: Чехтырева, статская советница, и другие… Вы посудите сами… я не знаю, милостивый государь… (при этом маиор Ковалев пожал плечами)… извините… если на это смотреть сообразно с правилами долга и чести… Вы сами можете понять…

— Ничего решительно не понимаю, — отвечал нос. — Изъяснитесь удовлетворительнее.

— Милостивый государь, — сказал Ковалев с чувством собственного достоинства, — я не знаю, как понимать слова ваши… Здесь все дело, кажется, совершенно очевидно… или вы хотите… Ведь вы — мой собственный нос!

Нос посмотрел на маиора, и брови его нахмурились.

— Вы ошибаетесь, милостивый государь: я сам по себе. Притом между нами не может быть никаких тесных отношений. Судя по пуговицам вашего виц-мундира, вы должны служить по другому ведомству. — Сказавши это, нос отвернулся.

Ковалев совершенно смешался, не зная, что делать и что даже подумать. В это время послышался приятный шум дамского платья: подошла пожилая дама, вся убранная кружевами, и с нею тоненькая, в белом платье, очень мило рисовавшемся на ее стройной талии, в палевой шляпке, легкой как пирожное. За ними остановился и открыл табакерку высокий гайдук с большими бакенбардами и целой дюжиной воротников.

Ковалев подступил поближе, высунул батистовый воротничок манишки, поправил висевшие на золотой цепочке печатки свои и, улыбаясь по сторонам, обратил внимание на легонькую даму, которая, как весенний цветочек, слегка наклонялась и подносила ко лбу свою беленькую ручку с полупрозрачными пальцами. Улыбка на лице Ковалева раздвинулась еще далее, когда он увидел из под шляпки ее кругленький, яркой белизны подбородок и часть щеки, осененной цветом первой весенней розы; но вдруг он отскочил, как будто бы обжегшись. Он вспомнил, что у него, вместо носа, совершенно нет ничего, и слезы выжались из глаз его. Он оборотился с тем, чтобы напрямик сказать господину в мундире, что он только прикинулся статским советником, что он плут и подлец и что он больше ничего, как только его собственный нос… Но носа уже не было: он успел ускакать, вероятно, опять к кому-нибудь с визитом.

Это повергло Ковалева в отчаяние. Он пошел назад и остановился с минуту под колоннадою, тщательно смотря во все стороны, не попадется ли где нос. Он очень хорошо помнил, что шляпа на нем была с плюмажем и мундир с золотым шитьем, но шинели не заметил, ни цвета его кареты, ни лошадей, ни даже того, был ли у него сзади какой-нибудь лакей и в какой ливрее. Притом карет неслось такое множество взад и вперед и с такою быстротою, что трудно было даже приметить; но если б и приметил он какую-нибудь из них, то не имел бы никаких средств остановить. День был прекрасный и солнечный. На Невском народу была тьма; дам целый цветочный водопад сыпался по всему тротуару, начиная от Полицейского до Аничкина моста. Вон и знакомый ему надворный советник идет, которого он называл подполковником, особливо, ежели то случалось при посторонних. Вон и Ярыгин, большой приятель его, который вечно в бостоне обремизивался, когда играл восемь. Вон и другой маиор, получивший на Кавказе асессорство, махает рукой, чтобы шел к нему…

— А! Черт возьми! — сказал Ковалев. — Эй, извозчик, вези прямо к полицеймейстеру!

Ковалев сел в дрожки и только покрикивал извозчику:

— Валяй во всю ивановскую!

— У себя полицеймейстер? — вскричал он, зашедши в сени.

— Никак --">