Иван Сергеевич Шмелев - Том 1. Солнце мертвых

изобразить «вопиющие» социальные контрасты, выбрал местом действия роскошный ресторан. Известно, что прототипом ему послужила «Прага».

Но, конечно же, не социальные контрасты, не прогрессивные идеи и революционная борьба, и не поддержка демократической прессы послужили причиной успеха повести. Оживило ее искреннее, неподдельное чувство – сострадание к человеческому горю и скорбим, желание утешить и ободрить, «милость к падшим» и погибающим. Как замечательно сказал об этом тот же К. Чуковский: «Реалист, „бытовик“, никакой не декадент и даже не стилизатор, а просто „Иван Шмелев“, обыкновеннейший Иван Шмелев написал, совершенно по-старинному, прекрасную, волнующую повесть, то есть такую прекрасную, что всю ночь просидишь над нею, намучаешься и настрадаешься, и покажется, что тебя кто-то за что-то простил, приласкал или ты кого-то простил. Вот какой у этого Шмелева талант! Это талант любви. Он сумел так страстно, так взволнованно и напряженно полюбить тех Бедных Людей, о которых говорит его повесть, – что любовь заменила ему вдохновение. Без нее – его рассказ был бы просто „рассказ Горбунова“, просто искусная и мертвая мозаика различных лакейских словечек, и в нем я мог бы найти тогда и подражание Достоевскому, и узковатую тенденцию („долой интеллигентов!“), и длинноты, и сентиментальность. Но эта великая душевная сила, которую никак не подделаешь, ни в какую тенденцию не вгонишь, она все преобразила в красоту. Рассказ для меня – безукоризнен, я бы в нем не изменил ни черты, даже самые его недостатки кажутся мне достоинствами»^[6].

Однако и с художественной точки зрения повесть написана превосходно – чего стоит одни «сказ» от лица главного героя! Мастерство Шмелева совершенствуется очень быстро, и в 1912–1916 годах он становится одним из известнейших «молодых» прозаиков. Вместе с И. А. Буниным, Б. К. Зайцевым, А. Н. Толстым, С. Н. Сергеевым-Ценским их объединяли в группу неореалистов. Десятые годы в творчестве Шмелева связаны с «Книгоиздательством писателей в Москве» и сборниками «Слова», которые и издавали неореалисты.

Если горьковское «Знание» открывала поэма Алексея Максимовича «Человек», то в первом номере «Слова» мы найдем древнегреческий гимн «К Пану» в переводе В. В. Вересаева (он и Н. С. Клестов-Ангарский стояли у истоков всех издательских начинаний). Гимн прекрасной, разумной природе, ее вечному круговороту, ее творящему началу, некий пантеизм даже – вот что встречается в произведениях неореалистов. И у Шмелева в том числе. В повести «Росстани» (1913), например, помещенной в том же первом номере, именины героя сливаются с его поминками, но сама смерть воспринимается благостно, как некое звено в цепи вечно обновляющейся жизни. И умиротворением веет от последних дней главного героя, богатого купца, которого, между прочим, Шмелев теперь рисует с искренней симпатией. И в форме писатель близок стилю неореализма: передача в слове звука, запаха, цвета – впечатления (impression) заставляла некоторых исследователей называть этот стиль импрессионизмом. Для него же характерна и некоторая бессюжетность, отсутствие финала, ощущение мельком подсмотренной картинки жизни (как в рассказах «Волчий перекат» (1913), «По приходу» (1913), «Карусель» (1914), опубликованных соответственно в журнале «Современный мир», газетах «Речь», «Киевская мысль»). И поэтичность, напевность языка, порой переходящего в лирическую прозу, – качество, которое прекрасно схватил К. Д. Бальмонт в цикле стихотворений, посвященных «Росстаням», из книги «Ризы единственной»:

Пролетьем в лето

Тих и тепел был май…

И. С. Шмелев. Росстани

Тих и тепел был май,

Тихим был и июнь,

А к июлю взмалинились грозы,

И белел по ночам

Распростершийся лунь,

Отделяясь от белой березы.

Вся река – тишина,

Серебро, колыбель,

Восполнялся покой богоданно,

И далеко в полях

Пробегал коростель,

Кликал милую он неустанно.

Как закличет дергач,

Он всю ночь пропоет,

Хоть один да за целую стаю,

А в оконце небес

Словно плавится мед,

Зори в зеркало смотрятся с краю.

Словно кто-то «Прощай!»

Не сказал, а пропел,

И звенит там в ответ «До свиданья!»

Вся истома любви,

Переплеснут предел,

Сердце хочет любить – вот страданье.

У налившейся

--">