Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - Ночевка

Ночевка

I

— А где мы в Челябе остановимся? — спрашивал я своего кучера Авдроныча, когда сквозь мягкую мглу летней ночи глянули на нас первые огоньки городского предместья.

— Да сколько угодно местов, — уверенно ответил Андроныч. — Прежде-то я на постоялом у Спирьки останавливался, а то еще старуха Криворотиха принимает приезжающих. Я эту самую Челябу, может, разов с десять проехал.

— Поезжай, где лучше. А то нет ли гостиницы или номеров?

— Ну, насчет проезжающих номеров шабаш: и в заведеньи этого нет. У знакомых больше останавливаются… В лучшем виде к Спирьке на постоялый подкатим.

Я находился в отличном расположении духа. Последняя станция от Токтубаевской станицы к городу Челябинску (Оренбургской губернии) представляла собой что-то необыкновенное, точно мы целых тридцать верст ехали по широкой аллее какого-то гигантского парка. Колеса мягко катились по утрамбованному песчаному грунту, кругом две зеленых стены из столетних берез, чудный летний вечер — одним словом, что-то уже совсем фантастическое, я я не знаю в Зауралье ни одной такой станции. Лошади бежали с необычайной быстротой и тоже находились, видимо, в прекрасном расположении духа, что с ними случалось не часто. Одним словом, станция промелькнула, как сон, а впереди сладко грезился удобный ночлег.

— Эй, шевели бородой! — покрикивал Андроныч на свою пару, прибавившую в виду станции прыти. — Помешивай!

Вообще мы въехали в Челябинск с большим шиком, как, вероятно, ездит только местное начальство. Маленький степной городок уже спал, несмотря на то, что было ровно десять часов. Мы промчались по одной улице, повернули в какой-то переулок и вдруг остановились на какой-то площади.

— Вот те и раз! — вслух удивился Андроныч, почесывая затылок. — То ли переезжать реку Мияс, то ли нет…

— Поезжай к Спирьке…

— Да вот то-то и есть, что забыл я, где он живет: на этой стороне, али за Миясом…

— Ну, так к Криворотихе ступай!

— К Криворотихе-то ближе, да только…

Новое чесанье затылка и неопределенный звук удивления. Одним словом, мой Андроныч оказался вороной и больше ничего. Недалеко от нас проходили какие-то молодые люди, видимо, гулявшие, и я спросил их, как проехать к постоялым дворам.

— За Мияс ступайте, — ответил в темноте молодой голос.

— Конечно, за Мияс, — сердито заворчал Андроныч. — Рази без него не знаем.

Спросить дорогу для Андроныча было смертной обидой, и он сейчас же впадал в самое мрачное настроение. По этому поводу у нас было уже несколько столкновений.

— Поезжай за Мияс, — повторил я, чтобы поддразнить Андроныча. — Туда же, хвастается: «Я проезжал Челябу»…

Андроныч угнетенно молчал и так тронул вожжами, что лошади поплелись нога за ногу, точно пьяные. Мы проехали мимо каких-то лавок, потом по большому мосту через Мияс. Эта великолепная степная река катилась здесь широким разливом, оживляя небольшой степной городок. Челябинск славится, как хлебный центр. Степной хлеб отсюда идет на горные заводы. За мостом опять начиналась какая-то площадь и ряды деревянных лавчонок. По всем признакам, это был хлебный рынок.

— Ну, куда теперь? — спрашивал я.

— А вот тут и есть, у самого базара… — неохотно ответил Андроныч, находившийся под впечатлением обиды. — Переулок будет сейчас направо: тут и Спирька.

Не доезжая переулка, я заметил на воротах вывеску: «Постоялый двор», и велел остановиться. Делал я это на зло Андронычу, чтобы не ехать к его Спирьке. Вылезши из экипажа, я подошел к запертым воротам и принялся стучать в них. Где-то брехнула собака и смолкла. На улицу рядом с воротами выходил какой-то флигелек, но, очевидно, он пустовал. Главное жилье стояло где-то в глубине двора. Я стучал битых минут десять и не добился ничего, точно постоялый двор был заколдован или весь вымер. Андроныч торжествовал, наблюдая мои бесплодныя усилия.

— Ежели бы, например, через ворота… — посоветовал он ядовито.

— Ступай сам через ворота, дурак, — обругался я, усиливая стук.

Еще безплодных пять минут, и я плюнул.

— Спят, как зарезанные, — ворчал Андроныч.

— Ступай к Спирьке…

— Вот тут, сейчас за углом… Такой низменный дом пятистенный.

Мы завернули за угол и остановились у пятистенного деревянного дома, точно вросшего в землю. Я остался в экипаже, представив Андронычу проситься на квартиру.

Он уверенно спустился с козел, захлестнул вожжи к --">