Нина Николаевна Берберова - Рассказы не о любви

Рассказы не о любви

ТЕ ЖЕ, БЕЗ КОНСТАНТИНА ИВАНОВИЧА

Что было бы, — иногда думала Наталья Петровна, — если бы кто-нибудь захотел изобразить в театральной пьесе всю их жизнь? Тема, конечно, не для пьесы, скорее для романа, а все-таки… Пригляделся бы человек к ней и остальным, и написал бы комедию в трех действиях. Поставили бы эту комедию, и она, вместе со всеми, как всегда вместе, отправилась бы в театр. Пришли. Сели. Программа. Боже мой, сколько действующих лиц! Не стоит читать, все равно не запомнишь.

Прежде всего — она сама, Наталья Петровна, ничем не замечательная женщина; потом мать ее, потом ее дети — Володя и Люба, потом — дядя и тетя мужа ее, Константина Ивановича, он больше за сценой; за ними следует сын Константина Ивановича от первого брака, Мишка. Ему 16 лет. Но довольно, довольно! Вот уже постучали за сценой и поднимается занавес.

— А сам Константин Иванович где же? — шепчет кто-то в темноте, протирая бинокль. — Сам-то? Отчего его нет?

Впрочем, в театральной афише он непременно значился бы, потому что по ходу действия он, в конце концов, должен будет появиться. Но вот в жизни Натальи Петровны и остальных его не было уже давно. Константин Иванович ушел, громко, не допуская возражений заявив, что жить с семейством для него — удушье.

«И он, конечно, был прав, — рассуждала Наталья Петровна, — есть что-то смешное в том, что мы все всемером ходим в гости, в лавки, в кино. И если заболевает бабушка, никому в голову не придет уйти к себе, почитать или заняться чем-нибудь, — все тут и сидят, и всё делают сообща, и так этим счастливы, что другой жизни и не хотят. Летом едут сперва на дачу — для бабушки и дяди, потом в горы, потому что тетя любит смотреть на горы, потом к морю — для детей. И в пансионах они занимают три смежных комнаты, все время ходят друг к другу, совещаются о каждой пуговице, уславливаются о том, кто где кого будет ждать, учиняют во всех углах одинаковый беспорядок, так что прислуга уже на следующий день перестает понимать, кто кому как приходится и кто где спит.»

А у Константина Ивановича была духовная жизнь и все это ему мешало.

Он ушел в плохое время — лет шесть тому назад. В горы тогда не ездили. Любе было всего два года, Володе — пять. Все остальные конечно работали. Даже Мишка, едва грамотный, разносил пирожки в бакалейной торговле Козлобабина. Бабушка вязала, тетя клеила, дядя красил… Наталья Петровна сейчас уже не помнит, что именно она делала тогда, слишком много она всего переделала и перепробовала за эти годы. Константин Иванович однажды сказал:

— Удушье. Другому был бы рай, но, Наташа, ты понимаешь меня. Разве я могу так жить? Я — сама мысль. Мысль иногда касается бога. Не церковного бога, не вашего бога. Моего собственного бога.

Она посмотрела на него внимательно, с большой любовью.

— Да, — сказала она, — тебе должно быть тяжело все это. Ты человек замечательный, Костя. Денег тоже маловато. Писать свою книгу ты мог бы в столовой, по утрам. Там тихо.

Он горько усмехнулся.

— Ты думаешь: писать, это писать? Нет, это еще и жить, и думать, и говорить.

— Думать ты тоже можешь в столовой, туда никто не будет входить. А говорить… Разве я что-нибудь имею против твоих знакомых?

«Знакомых» у Константина Ивановича было три особы женского пола: две пожилые и одна молодая. Молодая была дурнушка и сильно припадала на левую ногу. Со всеми тремя Наталье Петровне было скучно, да и не только ей, но и всем остальным.

— Писать? — опять усмехнулся Константин Иванович, — разве я писатель? Разве я только писатель?

Наталья Петровна забеспокоилась: кто же он? Она и не знает! Философ? Проповедник? Но побоялась спросить.

И он уехал, не оставив адреса. «Куда? — кипел дядя. — На детей-то давать будешь? Не оценил Наташу, прохвост! Неужели из-за мироносицы хромой?»

Бабушка молча смотрела, как он выносил свои книги, тетя тихо плакала. Вечером, в отсутствие Натальи Петровны, всплакнули все трое.

На детей он не давал, и по ним не скучал. Следы его вскоре потерялись в Англии. Потом дошли слухи, что он живет в одном маленьком провинциальном городе, где-то в Шотландии, что он получил какую-то субсидию или стипендию, и его окружают почитатели.

«Ну вот, значит он поступил вполне правильно, — рассуждала про себя Наташа. — Если бы он остался, ему пожалуй пришлось бы тоже что-нибудь клеить…»

Прошло четыре года, и внезапно упали на них эти деньги. --">