Николай Николаевич Еремин - Губошлеп

и справили новоселье всем многочисленным семейством, как откуда ни возьмись - комиссия "по жалобе".

- Где вы брали, - спрашивают ее члены, - стройматериалы? Где квитанции об оплате?

У всех соседей, ворюг проклятых, как выяснилось в, квитанции в полном порядке, а у него - нет ни одной! И тут, выходит, губами прошлепал... Короче, отбыл он наказание "за хищение социалистической собственности" два года лишения свободы, на лесоповале, без конфискации имущества. Ну, да ничего, к работе не привыкать... Хуже то, что, вернулся когда, глядь, а у жены его распрекрасной, Манечки, мурки, кошки мартовской, на даче, возведенной его собственными мозолистыми руками - хахаль под хмельком...

- Постеснялась бы! Изменщица! - крикнул в сердцах Губошлеп. - Постыдилась бы! Я там, значит, лес валю во имя нашего взаимного счастья, а ты тут вместо меня с ним прохлаждаешься?

Злится, а жена смеется ему в лицо, видать, тоже под хмельком, смелая: "Изменяла. Изменяю и изменять буду!" - говорит.

Что делать? Наставил он ей и хахалю ее синяков, а жить-то надо. Живет, все реже - в городе, все чаще- на даче... Работает... А по вечерам все чаще и чаще в рюмочку заглядывает. Выпьет, задумается в одиночестве: - "И почему все так получается? Хочешь - одно, а получается совсем другое-"

Однажды над дачными участками прошел сильный дождь с градом. И заметил Григорий Степанович, что крыша протекать начала... Полез шиферный лист заменить, да поскользнулся, покатился, ударился об землю, позвоночник сломал... Лечился, лечился в Абаканской железнодорожной больнице, кое-как на ноги поднялся, выписался домой, а все органы, что пониже пояса, едва-едва работают! Едва свою жизненную функцию поддерживают... По этой причине оформили его врачи на пенсию, инвалидность второй группы. И переехал он на дачный свой участок, на постоянное место жительства, тем более, что жена на развод подала, а дети, пока в больнице лежал, совсем к нему охладели...

- Может, и не мои они вовсе? - думал Губошлеп тревожную постоянную думу свою, совершая обход дачных участков - уже в качестве сторожа товарищества "Ёлочка"... Чем еще здесь заниматься? А на одну пенсию не проживешь!

Хорошо идти с ружьишком за плечам зимой и летом, не спеша, от домика к домику! Птички щебечут. Ветерком свеженьким обдувает. Там побазаришь рюмочку поднесут. Там посочувствуешь, мол, ночью опять шпана шалила? Ничего не взяла? Только вещи перевернула? Видно, искали чего, наркоманы, мать ихНе уследишь... Ну, да ничего! Удвою бдительность, уважу вас! Но уж и вы уважьте!

И опять - рюмочка, стопочка, полстакана, стакан...

Навалится на сердце тоска, вспомнит он жену свою Машеньку, включит магнитофон на полную мощность - и слушает любимую песню:

Эх мурка, ты мой муреночек! Мурка, ты мой котеночек... Мурка, Маруся Климова, Прости лю-би-ма-ва...

Сидит на крыльце, слушает, слезы по лицу размазывает.

Что-то Губошлеп-то наш все время под мухой? Как бы чего не вышло! жалуются все чаще садоводы-любители председателю "Ёлочки".

- А где я вам трезвенника возьму? - огрызается тот. - Хорошо еще, что такой есть! Вон в соседнем товариществе без сторожа что творится?

А Губошлеп сидит на крылечке, музыкой блатной наслаждается. Приезжала накануне его жена, свидетельство о разводе привезла и выписку из определения суда, по которой все городское имущество остается за нею и детьми, а 4 сотки и домик - за ним.

- Эх, мурка, что же ты со мною наделала? - думает Губошлеп, допивая последнюю стопку "Российской" водки и сворачивая из обрывка "Вечернего Абаканска" козью ножку...

Закурил он, полюбовался на вечернюю зарю, пальнул из двустволки вверх, для острастки воров, два раза, вошел в избушку и спать на кровать повалился. Спит, похрапывает, а непогашенный окурок упал на половик и тлеет... Загорелся половик, пламя на штору перекинулось, на потолок- А Губошлеп спит и Машеньку во сне наблюдает - юную, красивую, стеснительную, как в первую ночь, без ничего, под одной простынкой

Минут за тридцать или сорок сгорел он вместе с дачей своей. Хорошо, погода безветренной была, другие домики не пострадали. Ярко горело, далеко было видать.

--">