Эдуард Ульман - Рассказы.Как страна судит своих солдат.

Ульман Эдуард Рассказы

Пробежали вдоль строя начальники служб. Провели сверку. Вышел комбат, стихли разговоры. Доложились. Покивали головами в ответ на привычные вопросы, насторожились, переваривая еще раз информацию. На плечи стали давить вес разгрузки и рюкзака. В этот момент было не до погоды, хотя с утра все отметили — погода ‘класс!’ в общепринятом смысле. Я успел порадоваться хорошей видимости — все равно работать в зеленке, где видимость 30–50 метров, а растяжки и мины прочие видно будет лучше, если что. Поправил рюкзак, прикинул, как ходить с ним трое суток. Порадовался — вытерплю. Посмотрел на парней (мы все еще стоим перед комбатом): ‘Мелкий’ — серьезен, ‘Сокол’ напряжен в ожидании действия. У ‘Хаммера’ лицо, как всегда, каменное. На остальных глянул мельком.

Отзвучали наставления, и обломки бамутского кирпича, которыми был вымощен плац, поплыли назад. В голове крутятся не образы и мысли, а, скорее, набор фраз, вариантов действия. Главная забота — взаимодействие между группами.

Притопали на вертолетную площадку. Разместились, ждем борта, пехота бродит в отдалении, изредка поглядывая в нашу сторону. Закурили. Поверяю еще раз состояние группы, беседую на тему предстоящих действий. Ребята прониклись, но изображают спокойствие наполеоновской гвардии: ‘Не волнуйся, командир, зайдем и выйдем, не подведем’. Отлично. Оставляю группу на ‘Качка’, сам отхожу к офицерам почесать язык о враге насущном и хитростях ему присущих. В метрах 500 начинает работать ‘Град, красиво и нервы успокаивает. Хотя и немного, но лес прочешет. И все. На этом время замерло до 13.00. Единственный плюс состоял в том, что бы мы с ‘Соколом’ смотались в лагерь попить чая со сгущенкой и послушать музыку в военном уюте.

Понятно, что как только обозначилась задержка с вылетом, так поползли злые речи по рядам суровым войска: ‘ Видно, знают супостаты о намереньях наших хитрых, видно, продали злодеи информацию коварно’.

Приблизительно в 13.00 сообщили о выходе борта. По развалившейся людской массе пробежало множественное движение. Группа раскрасила лица ‘Туманом’. Проверились еще раз. Ждем очереди. Построились в колонну по одному у вертолетной площадки, выложенной обломками кирпича. Вот и наш борт. Несмотря на дополнительную массу от снаряжения, ветер сдувает. Рванули. Пропускаю вперед группу, заскакиваю сам. Внутри сидят надменные мужики, явно не армейской принадлежности, сморят на нас с недоумением. Высокомерно так: ‘Что, мол, за соколики ободранные?’. В ответ равнодушие полное, только мысль промелькнула: Чего вылупились, не видите — ‘пехота’.

Пролетаем над лесом. Идем низко, иногда проваливаясь. Внимание на лес. Взгляд спешит зацепиться за что-нибудь, полянку, прогал в лесу. Пытаюсь оценить увиденное, но не успеваю, слишком быстро все мелькает. Ожидание обстрела. Метаюсь взглядом по лесному ковру, пытаясь определить, откуда могут выстрелить. На заднем плане мысли о местонахождении базы противника. Подлетаем. Взглядом опрашиваю группу — все помнят порядок выхода? Все. Короткий по времени разворот, снижение — мы на земле.

Вперед, разлетаемся в круг. На некотором отдалении от нас стоят военные, вылупились как на цирк. Вижу оперативного. Докладываю о прибытии, уясняю, где размещаться.