Георгий Михайлович Брянцев - Конец осиного гнезда

Георгий Брянцев КОНЕЦ ОСИНОГО ГНЕЗДА

Офицеру советской разведки полковнику Суровягину В. И., погибшему на боевом посту в годы Великой Отечественной войны, посвящаю эту повесть.

Автор

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

В четыре часа утра меня вызвал Фирсанов. Это было настолько неожиданно, что я, откровенно признаться, встревожился. Что могло случиться? Вчера вечером в штабе не намечалось ничего внепланового, и мне предстояло сегодня весь день заниматься обработкой материалов, собранных во время последней ходки в тыл врага.

И вот звонок телефона и короткое распоряжение — немедленно явиться к подполковнику.

Быстро одеваюсь, а в голове беспокойные мысли, предположения. И первое, что пугает, — нет ли худых вестей с фронта.

Город все время подвергается бомбежке, бои идут в ста километрах, за рекой. Напряжение, вызванное близостью фронта, переживается особенно остро.

Китель застегиваю на ходу, спускаясь по скрипящим ступенькам деревянного крыльца. Лицо обдает утренней свежестью. Только светает, но город уже проснулся.

Навстречу мчится трехтонка: люди с лопатами едут на рытье противотанковых рвов. С окраины города доносится отдаленный грохот танков, гул поднимающихся с аэродрома самолетов. На улице — следы вчерашней бомбежки: часть тротуара завалена кирпичом, из-под земли, из разорванной водопроводной трубы, фонтаном бьет вода. Едкий, едва уловимый дымок тлеющего мокрого дерева щекочет нос.

Торопливо обхожу груду щебня, упавшее дерево и попадаю на центральную улицу. Она, как и прежде, вся в зелени и почти не пострадала от бомбежек.

Вот уже неделя, как мы с Криворученко вернулись на Большую землю, в этот прифронтовой городок, и я все еще не могу свыкнуться с мыслью, что нахожусь «дома». Когда мы бродили с Семеном по фашистским тылам, по-партизански вслушиваясь в каждый шорох, и, пользуясь удобным случаем, отдыхали где-нибудь в чаще леса, он говорил мне с грустью: «Как там сейчас, дома?..»

И мы молча думали о доме, о своих близких. Юный Семен — о матери и сестре, я — о Марии и маленькой Наташе…

И сейчас, шагая по улице, я думаю о дочурке.

Многое, многое хочется сделать, чтобы она снова беззаботно смеялась, снова видела ясное небо и ласковое солнце…

Вот и аккуратный, обитый тесом, с резными наличниками и флюгером на крыше дом Фирсанова. Часовой приветствует меня и пропускает во двор.

У Фирсанова — уставшее лицо, морщины обозначились резче, веки припухли, серые умные глаза смотрят сосредоточенно. Но он, как всегда, гладко выбрит, причесан, одет по форме.

Разговор с Фирсановым меня успокоил — на фронте особых изменений не произошло. Срочный вызов объяснялся необходимостью поездки в одну из деревень области на допрос пойманного гитлеровского парашютиста.

— Так-то вот, — сказал Фирсанов. — Что вам требуется для немедленного выезда?

Я ответил коротко:

— Достаточно вашего приказания.

Через полчаса «эмка» уже мчала нас по избитому большаку, обгоняя подводы и грузовики, прыгая по рытвинам и ухабам. За машиной облаком дымилась густая пыль. Впереди меня, рядом с шофером, сидел майор Коваленко, а по правую руку — капитан Еремеев, мои новые знакомые.

Небольшая деревенька, куда мы направились, называлась Красные Клинки. Добрались мы до нее, когда уже стемнело, и остановились около правления колхоза. Пожилая широколицая женщина — председатель колхоза — ввела нас в дом, зажгла лампу, завесила окна и рассказала подробности ночного происшествия.

--">