Илья Владимирович Дубинский - Контрудар

Контрудар

КОНТРУДАР Роман

НА ДЕНИКИНА

1

После затяжной весны с бурным разливом Днепра нагрянуло жаркое лето. Земля, щедро напоенная дождями и согретая благодатным теплом, оделась в свежий пышный убор.

Утопали в буйной листве убогие хибарки на узеньких кривых уличках Демиевки, Шулявки, Печерска. Заслоняя каменные дома Крещатика, Фундуклеевской и Владимирской улиц, широко раскинули ветви величественные каштаны и липы.

Словно почетная гвардия, в несколько строгих шеренг вытянулись пирамидальные тополя вдоль оград и скамеек Бибиковского бульвара до шумного базара у его западного торца.

Пряные ароматы ожившей природы вместе с июньским теплом плыли в широко раскрытые окна трехэтажного, с двумя рядами коринфских колонн, казенного здания. В одном из его просторных залов тонкий запах свежей зелени смешивался с тяжелым духом залежавшейся кожи. На узорчатом, основательно запущенном паркетном полу рядом с запыленным роялем высилась гора новеньких хромовых сапог и крытых телячьей шкурой походных ранцев.

Здесь, вблизи Крещатика, рядом с особняком сахарозаводчика Терещенко, в двухсветном актовом зале бывшего института благородных девиц, снаряжаясь в поход на Деникина, слушатели высших партийных курсов получали оружие, обмундирование, литературу.

На одном из широких простенков бывшего актового зала, меж двух чудом сохранившихся овальных зеркал, бросался в глаза яркий плакат с тщательно выведенными кармином ленинскими словами:

ДЛЯ ТЕХ, КТО ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ФРОНТ, КАК ПРЕДСТАВИТЕЛИ РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН, ВЫБОРА БЫТЬ НЕ МОЖЕТ. ИХ ЛОЗУНГОМ ДОЛЖЕН БЫТЬ — СМЕРТЬ ИЛИ ПОБЕДА.

Давно не мазанные петли огромных резных дверей вестибюля непрестанно визжали, возвещая о приходе все новых и новых людей. Вместе с курсами отправлялись на фронт и добровольцы — коммунисты Киева.

Коренастый невысокий моряк в клешах и полосатой тельняшке, откинув крышку рояля, безуспешно подбирал музыку к словам своей бойкой песенки:

Звони, звонарь, звони, звонарь,

Тащи буржуя на фонарь…

Алексей Булат, тонкий широкоплечий юноша, чуть отодвинув моряка, достал из-под рояля черный, с вращающимся сиденьем, круглый стул. Присев, снял с ноги обмотку защитного цвета, поношенный солдатский ботинок и начал примерять, доставая из кучи пару за парой, сапоги. Они были давнишней мечтой юноши. И вот впервые, на двадцатом году жизни, наконец-то сбылась эта мечта.

— Ну, Леша, вот эти чеботы как будто специально для тебя заказывал кайзер Вильгельм. Скажем ему спасибо.

Услышав знакомый голос, Алексей повернул голову. Его большие синие глаза радостно сверкнули.

Это был секретарь городского комитета партии Боровой, известный всему Киеву под именем «товарищ Михаил».

— Товарищ Михаил, — Алексей по-детски улыбнулся. — Вильгельму, конечно, спасибо. Но скорее всего надо Петю нашего благодарить. Я сроду еще не носил такой роскоши.

— А? Что? Что вы тут Петьку вспоминаете-трогаете? — Моряк, оборвав песенку, выпрямился. На его широком, чуть усыпанном веснушками, с маленьким вздернутым носом лице озорно горели глубоко сидящие серые глаза. Из-под сдвинутой набекрень бескозырки топорщился русый, коротко постриженный ежик.

Боровой, одетый в синюю вылинявшую косоворотку, подпоясанную витым, с кистями шнуром, улыбаясь, смотрел на воинственную фигуру киевского коммунара.

— Вот, дорогой Петро, — начал он, положив руку на плечо моряка, — Леша тебя благодарит от души. Кабы не ты, пришлось бы ему топать на фронт в своих «шевровых» обмотках. Да и не только Алексей… — --">