Евгений Тимофеевич Беломестнов - Возвращение к жизни

районе станции Давыдовка, по которым мы отступали от Харькова и Белгорода.

Железная дорога из Острогожска выходит вплотную к Дону и тянется вдоль правого берега реки, под отвесным обрывом. По ней в те дни неслись к мосту в Лисках товарные эшелоны. Однажды налетела девятка «юнкерсов» и на глазах у нас стала бомбить состав. Машинист паровоза пытался маневрировать — то замедлял поезд, то гнал его на всех парах.

Но фашистские стервятники «вцепились» в свою жертву мертвой хваткой, преследуя ее неотступно. Они сваливались в пике, пачками сбрасывали бомбы. И товарняк остановился, охваченный пламенем: эшелон оказался загруженным боеприпасами. Мощные взрывы громыхали в течение часа. Вагоны подбрасывало как щепки. В те же дни на участке обороны батальона появились небольшие группы отступавших бойцов и командиров: они переправлялись через Дон на лодках, плотиках, бревнах, а иные — вплавь. Одна такая группа — старший сержант и два красноармейца — вышла на позицию нашего взвода. Почерневшие от усталости и недосыпания, в потрепанном обмундировании, они жадно набросились на еду, принесенную с кухни.

Старшего сержанта позвал к себе в блиндаж командир взвода лейтенант Николай Булыгин, а два его спутника остались с нами. У одного красноармейца — коренастого, широкогрудого, которому было лет за тридцать, — тускло поблескивала на помятой гимнастерке медаль «За отвагу». Он разулся и расстелил мокрые портянки на траве. Второй — помоложе, носатый, с редкими оспинами на угрюмом лице, — спросил:

— Закурить найдется?

Буянтуев протянул ему кисет и сложенную гармошкой газетную бумагу.

— Как там? — осведомился он.

— Хуже некуда! — зло бросил боец. — Немец с нами не церемонится, под самое дыхало бьет. И до вас доберется…

— Леха! — одернул носатого боец с медалью. — Ты не того… не стращай. Ребята еще необстрелянные. Им бой принимать.

— Да уж видно, пороху не нюхали, — не унимался Леха. — Гладенькие, чистенькие, упитанные. Ты, Михалыч, правду не прячь. Пусть знают, как вражьи танки нас мнут, как самолеты землю пашут. Силища у немцев!

Лошадкин, прищурив серые, вдруг накалившиеся стальным блеском глаза, резко спросил:

— Выходит, конец? Лапки кверху? Шагай, Гитлер, до Урала?

— Кто его знает, может, и дошагает, — рябой окинул Лошадкина снисходительным взглядом, — Ты, что ль, остановишь?

Разговор оборвался тягостным, закипающим молчанием. Нахмурились пулеметчики. Затвердело, вытянулось щекастое лицо Ивана Сикерина. Чазов часто заморгал розовыми ресницами альбиноса. Резче обозначились морщины на крутом лбу старшины Ильина. Цепкие глаза бурята Буянтуева сузились до щелочек.

Первым подал глуховатый бас Чазов:

— По всему видать, не так уж ты и старался на войне-то… Вон у твоего напарника медаль, а у тебя что-то незаметно!

— Обойдусь без побрякушек.

— Побрякушки, говоришь? — Павел Зябликов вплотную подступил к Лехе.

Увидев на груди Павла орден Красной Звезды, тот смутился:

— Ладно, замнем для ясности.

— Нет, не замнем! — горячился побледневший Зябликов. — Слушай, ты, Аника-воин… Мы сюда пришли из Сибири не за наградами. Землю нашу пришли спасать. А насчет медалей… Их дают тем, кто заслужит. Кто в кусты не прячется.

— Панику сеет, — подхватил Сикерин. — Отвести его куда следоват…

— Ребята, — встревожился Михалыч. — Чепуху намолол Леха! Не трус он, не паникер. Танк немецкий намедни его утюжил в окопе, под Корочей. Очумел парень малость, не отошел еще. Правду говорю: дрался он неплохо, из окружения вместе пробивались.

Из блиндажа вышел Булыгин со старшим сержантом.

— Что за шум? — лейтенант посмотрел на меня.

— Да вот… Политбеседу провели, — я кивнул в сторону угрюмого Лехи. — Товарищ затронул острый вопрос. Сообща обсудили, пришли к правильному выводу.

Все заулыбались. И у меня отлегло от сердца. А минуту назад, признаться, досадовал на себя. Кому-кому, а мне, заместителю политрука, следовало первому осадить незнакомого бойца. Да не потребовалось! Пулеметчики сами дали ему достойный отпор. Так оно, пожалуй, и лучше…

Лейтенант Булыгин объяснил старшему сержанту:

— Видите лесок за деревней? Там штаб полка. Предъявите документы, и оттуда вас направят на сборный пункт.

Окруженцы ушли в указанном направлении.

7 июля, в полдень, мы услышали ружейно-пулеметную стрельбу: это открыло огонь наше боевое охранение. Значит, немцы уже на правом берегу Дона.

Кажется, на четвертый день --">