Владимир Анатольевич Смирнов - Крик сквозь стекло

Владимир Смирнов КРИК СКВОЗЬ СТЕКЛО

После тщательного расследования эксперты следственной комиссии министерства военно-морских сил пришли к заключению, что они совершенно не представляют себе, что на самом деле произошло. Когда поиски были прекращены, министерство военно-морских сил издало приказ, предписывающий всем судам и самолетам соблюдать бдительность в отношении всего, что может быть хоть как-то связано с исчезновением этих самолетов. Между прочим, приказ этот еще не отменен и действует до сих пор!

(Лоуренс Д. Куше. Бермудский треугольник: мифы и реальность)

Ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы я исцелил их.

Ваши же блаженные очи, что видят, и уши ваши, что слышат.

Ибо истинно говорю вам, что многие пророки и праведники желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали…

(Евангелие от Матфея)

Солнце сияло в сияющем вымерзшем мире.

Солнце заполнило льдисто-сизые небеса, стеклянно сверкало в зеркале бухты, застывшей ртутно меж каменно-серых сопок; оно колюче искрилось в отвалах снега вдоль укатанной полосы, безмятежно прыгало в полыхающей меди оркестра, мерзло у клетчатого черно-белого домика-«фанерки» СКП,^[1] слепило глаза миллионами битых зеркал — и потому летчики, повара, стрелки, синоптики, охранники, шоферы, разный технический люд и ротозеи не могли получить предвкушаемое удовольствие, созерцая, как садятся только что прилетевшие сюда, на заполярный советский аэродром, союзники.

Первый «харрикейн» уже снижался на полосу, осторожно растопырив голенастые ноги и чуть покачиваясь от толчков. Ниже… Ниже… Слепяще вспыхнул радужный блик на высокой сутулой кабине, донесся строённый хлопок резко сброшенных оборотов, истребитель изящно и точно просел и, взметнув сверкающий шлейф тончайшей снежной пыли, помчался внутри длинного коридора в сугробах, задиристо вскинув узкую породисто-горбоносую морду.

— Хор-рош! — одобрительно крякнул коротышка в черной кожаной шапке и широком летном реглане, стоящий перед группкой пилотов в десяти шагах от оркестра.

«Харрикейн» пронесся мимо; в распахнутой кабине торчала голова пилота со вскинутыми на лоб очками, оранжево светился высокий мягкий ворот «капки»^[2]; истребитель длинно затормозил и аккуратно встал в конце полосы перед солдатом-финишером, высоко вскинувшим красно-белые трепещущие флажки. Финишер поманил ими самолет на себя и ловко почти побежал спиной вперед по рулежке. «Харрикейн» оглушительно взревел прогазовкой, свирепо выбросив длинную лохматую струю синего дыма, и, устало порыкивая, сполз с полосы и послушно покатил за солдатом-поводырем на стоянку.

— Разрешите, товарищ полковник? — дребезжаще-заискивающе осведомился явно обалдевший от хрусткого холода дирижер, — он уже трясуче подергивался во флотских ботиночках, и уши его, пугающе голубея, жутко-прозрачно торчали из-под оч-чень бравой фуражечки. Неизящно упакованные в меховые летные комбинезоны, собачьи широченные унты и мягкие теплые шлемофоны медвежковатые пилоты разом радостно оживились: они откровенно развлекались. Крепыш в реглане, не оборачиваясь, запрещающе буркнул. Дирижер тоскливо прерывисто вздохнул и безнадежно опустил вскинутые было руки.

Один за другим истребители, рокоча, проносились по полосе и заруливали, вежливо-аккуратно следуя указаниям финишеров, на стоянку. Из тесных кабин утомленно выбирались улыбающиеся пилоты в коротких меховых «канадках», жали руки официальнейше-серьезным русским механикам и быстро собирались в тесную группку все у того же СКП, лихо козыряя встречающим картинно-длинным отмахом ладони вперед.

— Не волнуйтесь за нас, господин полковник, — укоризненно-мягко сказал в спину реглану прилетевший позавчера на перегонном «хэмпдене» лейтенант-переводчик. — Аварийных посадок не будет. Почти все пилоты — ветераны Битвы за --">