Александр Александрович Щелоков - Жаркие горы

удовольствие. Или он делал какую-то ставку в своей карьере на эти края?

— Молодец, старина, — похвалил Каррингтон однокашника. — По виду ты не обескуражен. Настоящий милитарист.

— Осторожней, Бен! — сказал Томпсон. — Как бы я тебя после таких слов не зачислил в красные.

— Бог ты мой, какой ужас! — притворно охнул Каррингтон. — Объясни почему.

— Есть анекдот. По гарнизону идет дивизионный генерал. Солдаты глядят ему вослед. Один говорит: «Вот сволочь, придира. Милитарист проклятый!» А тут проходит сержант: «О чем речь, парни?» — «Мы, сэр, спорим: как лучше отличить красного?» — «Очень просто, ребята. Вон кто там пошел?» — «Командир дивизии». — «Верно. Но это для вас, честных парней. А для каждого красного он сволочь и проклятый милитарист».

Каррингтон вежливо посмеялся. Анекдот, прибывший транзитом из Штатов, имел по меньшей мере двадцать лет армейской выслуги. Но не посмеяться было бы невежливо.

Они прошли к коттеджу.

Каррингтон набрал код, открыл дверь и пропустил гостя вперед. Потом осторожно, стараясь не хлопать, повернул ручку дверного замка.

После улицы в помещении казалось студено, как в подвале бомбоубежища. Тихо шипел японский кондиционер. Сквозь прикрытые жалюзи в комнату сочилось солнце. Светлыми полосами оно причудливо расчерчивало большой красный ковер, покрывавший пол.

— Прошу, — сказал Каррингтон и радушным жестом обозначил Фреду дорогу. — Надеюсь, здесь не так жарко. Это теперь твой офис. Если, конечно, ты его не перенесешь. Располагайся. Удобства стандартные. Можешь воспользоваться.

— Не премину, — сказал Фред и скрылся за небольшой дверью.

Через несколько минут он вышел оттуда освеженный, сияющий. Пройдя к столу, на котором уже стояли бутылки и фрукты, он с размаху рухнул в глубокое мягкое кресло. Положил свободно руки на подлокотники, откинул голову на спинку.

Каррингтон налил стакан минеральной воды и пододвинул его гостю.

— Прошу. Остальное по твоему усмотрению. А пока поясни мне, что за цирк у нас в Белом доме. Сидя здесь, трудно понять, зачем позволяют старому ковбою так лихо вольтижировать на скаку. Он, по мне, и раньше не казался мудрецом, а сейчас так и вовсе выглядит дурачком.

— Боишься, Рони подпишет с красными договор?

— Ну, такого мне и на ум не приходило. Просто бывает обидно видеть, как он глупо подставляется на пустяках. Неужели те, кто рядом, не видят, что он живет в выдуманном мире?

— Еще в каком! — заметил Томпсон. — Недавно он рассказал журналистам анекдот из жизни Советов — рухнешь.

— Он их часто рассказывает.

— Этот был особо симптоматичный. Точнее, клинический.

— Не интригуй.

— Дело якобы происходит в современной Москве. Ночная темень. Близится комендантский час. Солдат с автоматом кричит прохожему: «Стой!» Тот не останавливается, а бежит. Солдат стреляет. Человек падает. «Зачем стрелял? — говорит офицер. — Этот тип до комендантского часа мог дойти до дому». «Не смог бы, — отвечает солдат. — Я знаю, он далеко живет».

— Ты меня разыгрываешь!

— Ни в малой степени.

— Тогда красным остается пошире распространить этот анекдот о себе, и от Рони ещё долго будет дурно пахнуть.

— Ты явно на стороне красных, Бен. Не потому ли, что сам служил в Москве?

— В Москве, но не ей. За то и был изгнан оттуда. Так что я чист, старина. Но нам все труднее строить из себя миролюбцев. Это факт. И адрес у империи зла может смениться.

— Не будь таким пессимистом. Я считаю, что ребята со старшего курса обмозгуют проблему.

Каррингтон улыбнулся. Он знал, кого имел в виду Фред. Многие их однокашники, правда со старшего курса, уже стали генералами и пополнили штат Пентагона и ЦРУ. Уж они-то не позволят никому — ни президенту, ни конгрессу — пройтись карандашом по штатному расписанию штаба войны. Ребята со старшего курса, в это Каррингтон верил твердо, скорее пойдут на локальный конфликт, организуют бросок морской пехоты на чужое побережье, дадут своей стране возможность потерять каких-нибудь пять — десять тысяч парней, чем разрешат за ненадобностью сократить на сто генералов штаты штабов и дивизий.

— Что касается старого ковбоя, — сказал Томпсон, — за него нам стоит держаться. Уйдет он, и мы, поверь, будем вспоминать его время как золотые деньки.

— Мне трудно возразить или поддержать тебя. В этой дыре масштабы видятся искаженными. Я как каменщик, который кладет стену, но не представляет, --">