Сергей Николаевич Мартьянов - Первые залпы

часа через полтора, не раньше.

Кругом было тихо. Пахло сохнущим сеном и пылью. Чернели яблони и тополя. В хатах не светилось ни одно окно. Новоселки, большая деревня, в центре которой стояла застава, спала.

— Часовой, что заметно в деревне? — требовательно, окающим по-волжски голосом спросил Горбунов.

— Недавно Павел Шумер откуда-то вернулся, товарищ младший лейтенант, — ответил часовой, выступая из темноты.

— О Шумере я знаю. Еще что?

— А так все нормально. Режим соблюдается.

— Следите за сигналами с границы.

— Есть!

Горбунов вернулся в канцелярию. На полу еще валялась мокрая одежда человека, которого только что увезли. От нее по гладким половицам растекалась лужа.

Горбунов позвал дежурного, приказал послать на квартиру за замполитом Горбачевым и проверять через каждые полчаса телефонную связь.

Нет, он не сомневался, что нужно быть готовым ко всему. Вот уже несколько дней наряды наблюдают, как фашисты подтягивают к границе артиллерию, танки и пехоту… Как на правом фланге участка, около деревни Барсуки, они проложили дорогу до самого Буга. Как их офицеры в бинокли и стереотрубы следят за тем, что происходит на нашей территории, и делают какие-то пометки в блокнотах и на картах. И как в ночь на пятницу на их стороне была скошена вся рожь на полях, сползающих по пологому берегу от деревень к реке. Все это слишком серьезно.

А вчера под вечер замполит Горбачев и ефрейтор Капинос шли по самому берегу Буга — проверяли пограничные столбы. Обычно наряды ходят вдали от берега, маскируясь в кустах, а Горбачев и Капинос шли не скрываясь, потому что надо было осматривать каждый столб — от основания до металлического герба и номера. Когда Горбачев и Капинос проходили по центру участка, напротив польской деревни Старый Бубель, с того берега вошли в воду двое мужчин. Один из них остался купаться у своего берега, другой быстро поплыл к нашему. Не доплыв до него метров тридцать или сорок, он крикнул, что двадцать второго июня в четыре часа утра Гитлер ударит по Советскому Союзу. Крикнув это, человек поплыл обратно. Горбачев тут же, по телефону, доложил об этом на заставу, а он, Горбунов, — в штаб комендатуры дежурному Милославскому.

Из штаба сообщили, что примут меры. А какие меры? Начальство не очень-то посвящает в свои действия.

Правда, он, Горбунов, кое о чем догадывается, не маленький. Сегодня днем, например, капитан Кондратьев уже приезжал на заставу, интересовался, дома ли новоселковский житель Павел Шумер. А сейчас вот и часовой доложил о Шумере. И тот же Кондратьев вместе с Солдатовым привезли с берега Буга этого человека и приказали переодеть в сухое красноармейское обмундирование. И он подтвердил то же самое, что крикнул вчера тот, другой, с середины реки…

Зазвонил телефон. Горбунов торопливо взял трубку. Говорил начальник отряда.

— Ведите усиленное наблюдение за противоположным берегом Буга. Обо всем замеченном докладывайте немедленно.

Как же все-таки быть? Почему не подняты по тревоге все заставы, все приграничные части?

Впрочем, понятно, начальник отряда сам не волен решать такие вопросы. Он докладывает по команде, а в Москве доложат товарищу Сталину. И как только доложат, товарищ Сталин примет нужное решение. И тогда придет указание, как действовать.

Но ведь он, младший лейтенант Горбунов, уже знает, что завтра в четыре часа утра фашисты нападут на Советский Союз. Знает. И верит в это.

Значит, надо действовать!

В карту можно и не заглядывать. Горбунов знал участок границы, как свои собственные ладони. Наиболее вероятно, что фашисты наладят переправу через Буг на правом фланге, у ветряной мельницы. Здесь их берег низкий и зарос кустарником, а наш высокий, обрывистый, и под его прикрытием можно незаметно, а главное, безопасно высадиться и начать наступление. Там, на высоком берегу, и надо встретить врага. Туда послать усиленный пограничный наряд с ручным пулеметом и служебной собакой для связи. Итак, действовать!

2. Друзья познаются в беде

Все началось с того, что господин обер-лейтенант, живший в доме Антона Ивановича Ярощука, выпил против обыкновения три стопки шнапса подряд. Он выпил их, закусил тремя ломтиками сала и неожиданно расчувствовался.

— О бедная, несчастная Марта! — повторял он жалобно, обращаясь к фотографии в рамке, которая стояла у него на столе.

С фотографии смотрело доброе лицо женщины со --">