Станислав Семенович Гагарин - Возвращение в Итаку

Станислав Семенович Гагарин
Возвращение в Итаку

Труженикам моря, с которыми довелось плавать под разными широтами

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мне было семнадцать, когда я впервые увидел, как люди могут чувствовать еще неведомую опасность. Сам этому не сумел научиться и в тридцать, вероятно, потому и произошли все те события, о которых я расскажу.

После окончания второго курса мореходного училища я попал на транспортный рефрижератор «Пищевая индустрия» для прохождения производственной практики. Судно наше с грузом рыбной тары направлялось на один из тихоокеанских островов, в район промысла японских рыбаков, которые закупили у нас клепку, разборные ящики из древесины и сетеснастное оборудование.

«Пищевая индустрия» пришла на остров и бросила якорь на открытом рейде: небольшие причалы для сейнеров и кавасак – японских рыбопромысловых шхун – не позволили пришвартоваться нашей громадине.

В одну из ночей я стоял на вахте. Море было спокойным. С берега перестали подавать баржи – и разгрузку на время прекратили. Все, кроме вахтенных, спали, и только капитан не мог угомониться. Он то и дело выходил на мостик, вздыхал, оглядывая чистый горизонт, подолгу склонялся над картой в штурманской рубке… Словом, делал все, чтоб испортить и нам, матросам, и старшему помощнику ночную вахту, когда не надо следить за баржами-самоходками, принимать и отдавать швартовы и можно травить байки в теплой рулевой рубке – время тогда идет незаметно…

Но капитан с мостика не уходил. Он обратился к старпому: «Геннадий Иванович, прикажите разбудить боцмана. Пусть отдает второй якорь, И позвоните вниз: машины держать в постоянной готовности. Рейд открытый, знаете…» Чиф^[1] было возразил: «Так ведь погода, Иван Кузьмич, как по заказу!» Капитан, ничего не объясняя, приказал ему поторопиться.

Все указания капитана были выполнены, однако он продолжал оставаться на мостике.

Прошло часа полтора, по-прежнему было тихо, и вдруг со стороны океана я увидел черную стену. Она закрыла горизонт и двигалась к нашему теплоходу.

Я крикнул капитану, но он уже видел все сам. Зазвякал машинный телеграф: наш старик дал «полный вперед». Едва мы успели набрать скорость, как стена обрушилась на пас. Нос судна зарылся в воду, мы ощутили удар под днищем, и «Пищевая индустрия» прыгнула вверх…

Потом мы узнали, что где-то в Тихом океане произошло смещение земной коры, и родилась тектоническая волна цунами. Волна мчалась по океану, пока не ткнулась в злополучный остров.

Вслед за первым валом с океана пришли еще два. Обе наши машины работали полным ходом, и мы держались носом против тридцатиметровой темно-зеленой стены с белой каемкой пены наверху. Нас волокло на берег, но якоря «забрали» грунт, и мы устояли. Я видел, как волна развернула рыбацкий сейнер неподалеку от нас. Вторая волна, идущая с океана, подхватила его, закрутила, и сейнер исчез в водовороте…

Цунами ударила в поселок на острове и, отступив, унесла его в океан. А мы устояли, и потом вокруг «Пищевой индустрии» плавали бочки со спиртом из разбитого склада и люди. И мы вылавливали бочки со спиртом, чтобы оттирать тех, кого удалось спасти.

Потом я часто ломал голову над тем, что произошло перед катастрофой, задумывался над поведением нашего капитана и надеялся приобрести способность чувствовать приближение чего-то большого. Большого счастья, беды, катастрофы и радости… И когда сам занял место капитана на мостике корабля, то решил, что такое качество приобрел: удача всегда сопутствовала мне, и я был уверен, что приближение опасности сумею распознать.

Незадолго до катастрофы на меня свалились несчастья, правда, все они случились на берегу, и мне не приходило в голову, что, может быть, все это – предостережение большой беды в море.

Как бы то ни было, я не предугадал опасность вовремя. Сверхъестественных способностей, как у кэпа «Пищевой индустрии», у меня не проявилось, и, выслушав приговор областного суда, я отправился отбывать отмеренное мне наказание.

…Исправительно-трудовая колония наша была на общем режиме и разделялась на отряды.

Во главе отряда стоял офицер – начальник, у нас им был Игнатий Кузьмич Загладин. Человек пожилой, не вредный, в отряде его даже любили, на свой, конечно, лад.

На вид Загладин был щуплый, но силой бог его не обидел. Железный мужик, сам видал его в деле. --">