Андраш Шимонфи - Перелет

Андраш Шимонфи ПЕРЕЛЕТ

Глава первая ВОЙНА-АЛИБИ

— Так что же ты хочешь узнать?

— Всё.

— Это все равно что ничего. А что ты знаешь об этом?

— Увы, ничего.

— А ведь это почти что всё. Ну что ж, спрашивай!

В комнате отца множество реликвий, напоминающих о его тридцатилетней педагогической деятельности: учебники, словари, небольшие ящички с картотекой — бывало, мы целыми неделями жили на одних пирожных, пока отец заполнял карточками очередной нужный ему ящичек — групповые фотографии, напоминающие о выпускных экзаменах, памятные подарки… Не знаю, слышали ли ученики о его военном прошлом, об участии в Сопротивлении, даже не знаю, вызывал ли он у них интерес. О себе он рассказывать не любил даже своим близким. Нас, детей, он учил заглядывать в суть проблем, но при этом сам старался не оказывать влияния на формирование нашего мнения. Отец никогда не пытался «передать по наследству» свои обиды. Мне сейчас столько же, сколько было ему, когда я появился на свет. И вот теперь я прошу его помочь мне разобраться в ходе исторического процесса, понять мир, в который я «попал» в 1941 году.

Все мы наследуем недостатки своих отцов. У моего поколения были и воспитатели, и учителя, и комсомольские секретари, и начальники, и закадычные друзья, и советчики, причем как хорошие, так и дурные, а вот судьбы отцов были как бы скрыты от нас.

— Как ты стал профессиональным военным? Как попал в Людовику?^[1]

ОТЕЦ РАССКАЗАЛ: — Когда в 1929 году в Дебрецене я сдал экзамены на аттестат зрелости, я не подозревал, что уже в октябре того же года проснусь в стенах Людовики. Вообще-то я собирался стать инженером, поступать в Будапештский Политехнический университет.^[2] Как ты знаешь, твой дед Гергей Тот был сыном состоятельного крестьянина из-под Дебрецена, получившим высшее образование. Выбрал он сулившую в те времена самые радужные перспективы карьеру инженера-путейца. Меня тоже привлекала эта профессия, хотя отца своего я помнил плохо: он умер, когда мне исполнилось три года. Фамилия же, под которой ты сейчас публикуешься, принадлежит брату твоей бабки , который усыновил меня, когда я остался сиротой. Из Политехнического университета вскоре пришло извещение о том, что меня приняли. Мы с твоей бабушкой сели обдумать это дело и быстро подсчитали: из той маленькой пенсии, которую она получала от МАВ^[3] за умершего мужа, вряд ли можно было что-нибудь выкроить для оплаты моей учебы в Пеште.^[4] На отчима я тоже не мог рассчитывать — он был мелким почтовым служащим, получавшим весьма скромное жалованье. Вот тогда-то мне и посоветовали подать заявление в офицерское училище, там обучение было бесплатным. После его окончания я мог поступить в университет: в то время, в армии молодых офицеров, желающих продолжать учебу, откомандировывали в университеты, чтобы готовить из них военных инженеров. Имея же диплом инженера, я потом мог и уйти из армии.

Так все и вышло. На втором курсе я перешел в Военно-техническое училище имени Яноша Бойаи, располагавшееся в Хювёшвельде, на специальность инженера-связиста. Таким образом, в Людовике я, к счастью, проучился всего один год. Там мы занимались метанием деревянных гранат, штыковым боем, а в училище изучали телефонные аппараты, радиопередатчики, телеграфные аппараты, азбуку Морзе. (Между прочим, совсем недавно я от своего бывшего однокурсника узнал, что диплом нашего училища теперь приравнивается к диплому инженера.)

— А как ты очутился в Генеральном штабе?

— После производства в лейтенанты меня направили в Дебреценский батальон связи, о чем я и мечтал. Вначале некоторое время я служил там командиром взвода, потом — командиром роты. Вскоре в штабе батальона узнали, что я хорошо формулирую свои мысли, аккуратно веду записи, содержу в порядке дела, и меня назначили офицером-адъютантом при командире батальона. Через четыре года действительной службы, когда у меня вновь появилась возможность поступить в Политехнический университет, вдруг пришло извещение, в котором мне предписывалось прибыть в Будапешт для сдачи вступительных экзаменов в Академию генерального штаба. Тогда мне было двадцать шесть лет, и такая возможность, разумеется, льстила моему самолюбию.

— Об этой академии после войны рассказывали разное.

— Не вдаваясь в подробности, замечу — это было элитарное учебное заведение. Взгляды наших --">