Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - Субъект

именно тем, чего она так боялась. Эллис здесь и не пришла первой, не бросилась к ней на грудь... О, она сумела бы защитить бедную девочку, успокоить, приласкать, открыть глаза... Где же она? Где Эллис?..    -- Отчего же она по здесь?-- растерянно шептала Анна Павловна.-- Я ей не чужая... По крайней мере такой была раньше... Отчего она не приехала прямо ко мне в дом?    -- Вы забыли одно: Эллис не одна...    -- Ах, да... Я и забыла! Что же, вы нашли, что Эллис не могла остановиться у родной матери?.. Это очень опасно... да?.. Вот до чего я дожила!    -- Видите ли, я разсчитывал переговорить с вами кой о чем, но сейчас убедился, что это невозможно...    -- Я высказала все, и мне больше нечего говорить. Надеюсь, что мы понимаем друг друга... Что касается Эллис, то можете ей передать.... передать...    Анна Павловна расплакалась самым глупым образом. Рыдания ее душили.    -- Вам, вероятно, смешно видеть мои слезы?..-- шептала она.-- Уходите... Я не нуждаюсь в сочувствии...    "Субект" что-то растерянно бормотал, но Анна Павловна не могла его слушать и даже не заметила, как он исчез. Вот это мило: оставить женщину в такой момент... Зверь, и тот прел бы больше чувства. И это человек, которому принадлежит Эллис?.. Бедная, несчастная Эллис...    Анна Павловна серьезно слегла в постель, разбитая, уничтоженная, жалкая. Поднялись старыя мигрени, которыя умела успокаивать одна Эллис. Да, она одна... Анну Павловну охватило под конец какое-то холодное отчаяние и молчаливое озлобление. Ну что же, скверно, вся жизнь проиграна, впереди ничего,-- ну и что же? А ничего... Пусть все идет к чорту.    Анна Павловна забылась, а когда открыла глаза -- у ея изголовья сидела Эллис. Она стала еще лучше, чем была раньше. В этом красивом женском лице проступило какое-то новое выражение, серьезное и глубокое. Все такая же стройная, свежая, красивая, а лицо другое. Анна Павловна молча прижала к своей груди эту чудную головку с тонким профилем, молча целовала эти золотистые волосы, белую точеную шейку, большие серые глаза с такими тяжелыми длинными ресницами, и в то же время не могла освободиться от мысли о "субекте" с его неуклюжей фигурой, вульгарным лицом и всем складом провинциала. Эллис чувствовала эту мысль и стыдливо прятала лицо на материнской груди.    -- Мама, я так счастлива...-- шептала она.    -- Ты? Счастлива?!.. О, несчастная!    Анна Павловна одним жестом отстранила Эллис и молча осмотрела ее, отыскивая признаки сумасшествия. Она счастлива... Эллис счастлива... Анна Павловна истерически расхохоталась, а Эллис сидела рядом, опустив глаза.    -- Есть, милая, вещи, о которых не принято говорить... из приличия,-- с разстановкой проговорила Анна Павловна, делая такой жест, точно отгоняла мух.-- Понимаешь? Я не хочу знать этого субекта.    -- Ах, мама, мама...    -- Ни слова!.. Всему есть границы, мера и название. Я прошу у тебя так немного... Никогда, ни одного слова!    -- Но он меня так любит... безумно любит...    -- Замолчи, несчастная!..    Наступила тяжелая пауза. В голове Анны Павловны бурным потоком неслись самыя горькия мысли, и она не могла их высказать. Эллис молчала, придавленная своим собственным настроением. Да и что она могла сказать, когда мать не желала ея понимать? Это была ужасная минута.    -- Мама, я тебе должна сказать одну вещь...-- заговорила Эллис в припадке необыкновенной решимости: она так долго готовилась к этому роковому обяснению.-- Ты в состоянии меня выслушать серьезно?    -- Я все в состоянии перенести теперь...    Эллис сделала паузу, пощипала какую-то бахромку у своего платья, взглянула на мать сбоку и проговорила:    -- Мама, мне не следовало выходить замуж...    -- О!..    -- Не потому, почему ты думаешь, мама... Он слишком меня любит, и в этом все несчастие. Это какое-то безумное чувство... Он молится на меня и плачет в то же время... Одним словом, я не сказала ему многаго, о чем обязана была предупредить. Ты меня понимаешь?..    -- Эллис... что я слышу? Ты... ты...    -- Да, мама, я нехорошая... Я была такая глупая... Ведь нелепо связывать нравственность с...    -- Молчи, молчи, ради Бога, молчи!.. Ты меня сегодня убила два раза... Где же он, этот мерзавец, который мог обмануть тебя и бросить?!.. Где он?!.. Говори...    -- Это была одна минута физическаго безумия, только одна минута... Я его даже не любила.    -- Где он? Кто, он?    -- Ты его знаешь...    Голова Анны Павловны безсильно упала на подушку. А, вот в чем дело... Интересно, что теперь будет делать субект!.. Да, милая комбинация... Анна Павловна уже назвала про себя Жоржа. Да, это он, он... Ах, мерзавец, а --">