Анатолий Дмитриевич Знаменский - Обратный адрес

ночные, несомненно «левые». Шофёр поначалу не хотел останавливаться, пер на него вытаращенными фарами. Но поднятая рука и приставленный к ноге чемодан в световом кругу определённо говорили, что человек тут стоит бывалый, его так запросто не объедешь. Не зазевался человек на проезжей дороге, а именно ждёт попутную с рублишком в кармане.

— Куда тебе? — неохотно приоткрылась дверца.

Федор цепко прихватил дверку за край и занёс на дрожащее крыло сапог с завёрнутым голенищем.

— В Кременную, близко! — сказал он весело, скалясь.

— Не по дороге, — потянулась дверка не очень уверенно.

— До развилки подкинешь! — ещё веселее сказал

Федор и в один мах вскинулся на пружинное сиденье.

Чемодан каким-то образом оказался у него на коленях. Шофёр вздохнул, достал за спиной Федора рукоятку дверцы — хлопнуло сухо, отрывисто.

— Куда несёт ни свет ни заря? — недовольно прогудел он в темноте, покорно выжимая сцепление. — Трояк содрать, будешь знать.

Федор сказал со значением:

— Бесплатно довезёшь. Я — из органов.

В кабине сразу вспыхнуло. Шофёр оглядел его любопытно: новый ватник с необмятой ещё строчкой, кирзовые сапоги и столь же новенький, только из магазина чемоданчик с никелированными уголками. И стриженые виски под сдвинутой на бочок кепкой.

— Оно и видно, — равнодушно хмыкнул шофёр. — И много отбухал там, в органах?

— Не положено спрашивать! — дурашливо засмеялся Федор, на него снова накатило прежнее веселье. — Никто и нигде прав таких не имеет, чтобы поминать мне славное прошлое. Геройства было намного больше, чем заблуждений. Уяснил?

— Ага. Бабка моя то же самое говорила. Все, мол, там будем.

— Да нет, — отмахнулся Федор от ненужных подозрений. — Бог миловал, юзом прошло.

— А стриженый?

— Это так. За пятнадцать суток…

— А-а! Начинающий, значит.

Шофёр выпростал из кармана грязную, с обмятыми углами пачку «Прибоя», молча положил на чемодан. Закуривай, мол, если желаешь. Как не угостить бывалого человека! А Федор теперь хорошо рассмотрел его — кавказский горбоносый профиль с подбритыми усами (они были какие-то ненастоящие, словно приклеенные на молодом лице) и кофейно-чёрный глаз под витым чубом.

Протянул со своей стороны свежую приличную пачку:

— У меня урицкие, из вагон-ресторана…

Шофёр хмыкнул без всякой обиды, закурили «Беломор».

— А ты случаем не из ереванского «Спартака»? — напрямик спросил Федор. — Хачик ударяет мячик! А?

— Есть немного, — кивнул горбатым носом шофёр. — Мать-то у меня Фролова, а сам я Вартанян. Ашот.

Он отвечал равнодушно, спокойно и никак не хотел показаться бывалым человеком, хотя и вёз явно левые дрова.

— Что ж так далеко заехал? — поинтересовался Федор.

— Да я здешний, с Шаумянского перевала.

— Работаешь тут? — уточнил Федор.

— Недавно. В эфир-масличном… Директора с чайсовхоза сюда перевели, он с собой кой-кого звал…

Мутное пятно света колыхалось впереди, дорога казалась неправдоподобно горбатой. А из-за чёрной гряды леса поднялась в полнеба огненная стрела — на ней разом пылало десятка два электроламп-пятисоток.

— А это что за карнавал? — кивнул Федор.

— Нефтяники, — пояснил Ашот. — Они везде теперь бурят. Недавно у самой станицы вышку поставили…

— Не пробовал к ним?

— А чего бегать? У нас тоже хозяйство.

— Понятно. Дровишки-то почём возишь? — осведомился Федор на всякий случай, чтобы разом войти в курс местных условий.

— Чь-то? — прорвался акцент у Ашота Вартаняна.

— Говорю, почём сплавляешь дровишки?

Сработали две педали — муфты и тормозов, машина вдруг остановилась. Ашот выбросил окурок через приспущенное стекло и в упор глянул на Федора своими кофейно-злыми глазами. Спросил размышляюще:

— Вис-са-дить тебя, что ли?

Спокойно вопрос этот задавал и ещё пока не собирался вроде высаживать, но чувствовалось, что если понадобится, то выставит в два счёта.

Федор от неожиданности сорвал глубокую затяжку, закашлялся. Никак не ожидал этой обидчивости от шофёра. И другой окурок полетел из кабины.

— Жми давай! Обидчивые все стали! — заругался Федор с оттенком примирения. — Особо те, которые тянут!

— Машина что-то не двигалась с места, мотор тихонько бился на малых оборотах. А шофёр всё смотрел на него в упор, испытующе.

— По себе, что ли, меришь?

— Жми, ничего я не говорю!

— Как не говоришь, дорогой? Очень даже говоришь!

Вот теперь явственно прозвучал чужой язык! Явный акцент из-под --">