Надежда Николаевна Ламба - Наследство (исторические эскизы)

жениха сыскал. За брата будущей царицы сосватал. Ах, что за помолвка была Петра II с Екатериной Долгорукой! Роскошь, блеск, богатство неслыханное! Всё рухнуло в одночасье. Кто бы мог подумать! Петенька скончался, бедный, накануне своей свадьбы. Вот ведь как бывает. Где ж можно всё учесть, предугадать. 30 ноября 1729 года была царская помолвка, свадьбу на 19 января назначили, а он, лапушка, простыл, да ещё и оспой захворал. Бедный, бедный сиротка — всплакнула Анна Ивановна. Как Василь Лукич сказывал: «Запрягайте сани. Хочу ехать к сестре». Последние словечки свои Петенька вымолвил.

Вот уж истинно — неисповедимы пути Господни. Кто б мог подумать? В тихости, безвестности жила она в Митаве, и вдруг, как снег на голову — посольство из Москвы.

— На царство тебя герцогиня просим.

До сих пор поражается Анна Ивановна — откудова знал про то матушкин юродивый Тимофей Архипыч?

Ярко вспомнилось былое. Урок танцев у них с сестрицей Катюшей был, менувэт учитель показывал. Царица-матушка вошла. Аннушка расстаралась вся — и ножку вытянула, и склонилась самым прекрасным образом. Прасковья Фёдоровна с досадой фыркнула: «Чисто корова топчется!».

Не смогла слёз сдержать царевна, из залы выбежала, а тут юродивый:

— Ай-ай, не гоже царице плакать — глаза изумлённо вскинула — Царицею будешь, Аннушка. — жарко-загадочно шепчет юродивый. — Корону златую вижу — на голову кажет — Верь мне, Аннушка, токмо я это ведаю. Царицею будешь, обидчиков, ох, люто накажешь… ох, полетят с плеч головушки… — В глаза пристально глянул, высоко подскочил, гикнул, в ладоши хлопнул и был таков.

Что ж, пусть приезжает опальная княгиня. Чтоб ценила доброту да милость царскую.

Мрачнее тучи царица. Набежали тут шуты, шутихи, карлы да карлицы — скоморошничают, шутят, толкаются — рассмешить, распотешить государыню-матушку стараются. Нет, хмурится, печалится царица. Видать государственные заботы покоя не дают.

— Матушка-государыня, из деревни бабу привезли. Говорят, козой она обратиться может.

— Как так, козой? — встрепенулась Анна Ивановна.

— И козой, и собакой, матушка — кривляясь, прыгает вкруг неё шут.

Чёрные, мрачные глаза царицы глядят заинтересованно. Шуты в неистовом бесновании скачут, блеют, лают, хохочут.

— Вон пошли, дураки! Все, все!

Испуганными мышами разбегается придворное скоморошество.

Императрица, задумываясь, успокаивается.

— Как же это в козу она превращается?…? ишь… чего только не бывает… как же это в козу…? — Решительно хлопнув в ладоши, приказывает — перо, бумагу, живо!

— Ш-ш-ш… почтительный шелест-шёпот, всё замирает. Государыня соизволяет указ писать.

В благоговейной тишине Анна Ивановна скрипит пером:

«По поводу пойманной волшебницы Агафьи Дмитриевой собрать комиссию и учинить ей „пробу“ — сможет ли она, как говорили, обернуться козой или собакой».

Да вот ещё, Салтыкову в Москву отписать надобно…

«Семён Андреевич! Изволь съездить к Апраксину и сам сходи в его казенную палату, изволь сыскать патрет отца его, что на лошади писан, и к нам прислать, а он, конечно в Москве, а ежели жена его спрячет, то худо им будет».

Патрет в малый дворец в нижнюю залу помещу, хорошо там встанет. Покончив с делами, Анна Ивановна направляется к любезному её сердцу Ванечке.

Опочивалня младенца-императора. Сказочно-дивно-благолепно!

Неужели это творение рук человеческих? От божественной красоты дух захватывает: по стенам в красочном злато-малиново-малахитном орнаменте парят чудные райские птицы — глаз не оторвать! радостной неземной красотой чаруют причудливо-роскошные цветы. О… эти обои вышиты по эскизам гениального живописца Каравака. Разнообразный шелк, гродетур, фланель, тафта, серебро в нитках и шнурах, золотой и серебряный позумент, широкий и узкий — изысканнейший дорогой материал, из которого создано это великолепие. Не менее чаруют нарядно-роскошные, в тон подобранные, оконные и дверные занавеси. Алое, мягко-пышное сукно, которым обит пол, заглушает шумы и скрипы в опочивальне царственного младенца. У окна возвышаются, словно трон, обитые малиновым бархатом и золотым позументом, маленькие высокие кресла на колёсцах. На маленьких скамеечках, с изящно изогнутыми золочеными ножками, лежат подушечки, покрытые алым сукном. Но самое значимое в этой райской опочиваленке это, конечно же, прекрасная дубовая колыбель, обитая с «лица» парчою, а внутри зелёною тафтою, где на --">