Надежда Николаевна Ламба - Наследство (исторические эскизы)

царица. Боялась смерти она, того света, ох как боялась.

И к другим милость явила, потому как страх божий в душе имею. Это она-то плохо правит?! А вот друг сердешненький так и очень даже доволен ею. Любит её Эрнст Иоганн, ох как любит. Чего ж не сделаешь для друга сердешного, вот даже верхом ездить выучилась, чтоб почаще вместе с ненаглядненьким бывать.

Ох душно… уморилась — Анна Ивановна блаженно усаживается в своё любимое кресло у раскрытого окна. Идёт мимо прохожий. Царица окидывает его острым взглядом.

— А ну, поди сюда — подзывает государыня. — Ты поштё ж это в таком непотребном виде по городу ходишь? И не стыдно по главной прошпекте, перед дворцом, в рваной шляпе казаться? — строго выговаривает Анна Ивановна.

— Прости государыня-матушка, оплошал… беден я, купить шляпу-то не на что… — конфузится незадачливый прохожий.

— На вот тебе полтину, купи себе шляпу и чтоб отечество не позорил боле, стыдоба.

— Благодарствую — суетливо кланяется прохожий — премного благодарствую, Ваше Величество. Обязательно-непременно куплю себе новую шляпу — и прохожий старается как можно скорее исчезнуть с придирчивых глаз государыни.

За окном загалдели вороны. Анна Ивановна быстро схватывает своё ружьецо, высовывается из окна и точными, меткими выстрелами убивает нескольких птиц.

— О… Ваше Величество… меток глаз, ловка рука — склонился в поклоне фельдмаршал Миних. — Редкий женщина может так преизрядно стреляйт.

Императрица одаривает его благосклонным взглядом.

Анна Ивановна тяжело поднимается по широкой беломраморной парадной лестнице. Устало входит в свои покои. На комоде, роскошно изукрашенном позолотой, лежит письмо. Послание от княгини Наталии Борисовны Долгорукой. Из Сибири. Просит княгиня позволения быть рядом с мужем. О чём просит…? — казнён он.

Нахохлившись чёрной вороной, уставя мрачно-невидящий взгляд в пустоту, замерла царица.

Да как же посмели они так опозорить её вселюдно?! — всколыхнулась давняя обида. Через кандитки эти поганые власть её самодержавную ограничить вздумали!!! Где же это видано, чтоб царскую власть ограничивать? Все цари русские, предки её, самодержавно правили, а она что ж, дура какая?! Её, законную наследную царевну, власти лишить хотели! — глаза заблистали непрошенными слезами. — Ну и выкусили, как порвала писульки их скверные — все затряслися и приползли с робостью великой, пониманием, да повинилися. Да как посмели они!? Да за такое-то дело любой царь всех злоумышленников под корень извёл бы, а она, душа добрая, только окаянных князей Долгоруких в Сибирь сослала. Так даже там князь Иван не унялся. Ладно человек хороший нашёлся, уведомил.

«Князь Иван Алексеевич Долгорукий, как выпьет (а это почитай каждый день), так её Величество императрицу Анну всякими поносными словами жалует» — подъячий Тишин отписал.

Тяжело задышала мощная грудь, ярким видением казнь Ивана Долгорукого вспомнилась.

В судорожных конвульсиях дёргается окровавленный обрубок, замерла толпа вкруг эшафота. Голову скорей руби! Полетела голова. Ужасный обрубок истекает кровью на грубо сколоченных досках. Смотрит царица, дыхание перехватило… жутко… перевела взгляд на толпу, на уставшего палача.

Тяжко править-то как… князя Ивана к колесованию присудили, а она, душа добрая, смилостивилась, четвертованием заменила. Ох, тяжка доля правительницы, ох тяжка, чтоб всё хорошо, ладно было, да по справедливости. Обо всём думать, про всё помнить надо… даже про Тишина (что донёс на Долгоруких) не забыла — из подъячего в секретари повысила да награду выделила в размере 600 рублёв. (По её материнскому указу награду Тишину выдавали в течение шести лет, т. к. он «к пьянству и мотовству склонен»).

Что ж, казнён Иван Алексеевич, а вдова его, княгиня Наталья Борисовна, пусть в Петербург возвращается. В Сибирь-то ей вовсе и не надобно было ехать. Сама пожелала, глупая.

Как графиня Шереметьева тогда в ноги кинулась:

— Не губи дитя, государыня-матушка! Позволь расторгнуть помолвку!

Дала своё всемилостивейшее согласие императрица.

А Наталья заупрямилась — выйду за князя Ивана Долгорукого, и всё тут. Все уговоры напрасны, даже отца своего, престарелого Бориса Петровича, не послушалась. Видать сильно жениха полюбила Наталья Борисовна. Ох-хо-хо… как убивался, горевал, мучился граф Шереметьев. Сам, сам всё устроил, для любимой дочери постарался — знатного да богатого --">