Петр Александрович Лубенский , Борис Сидорович Ванцак - Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере

на улицу. Они демонстрировали свою солидарность с международным пролетариатом.

Вот и сегодня на узких улицах Берна рабочие выстроились колоннами. Со своими оркестрами. С флагами, плакатами. Пестрели лозунги: «8 часов труда, 8 часов отдыха, 8 часов сна», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Да здравствует социализм!», «Долой капиталистов!», «Хлеб трудящимся!» За любой из этих лозунгов в России можно было получить пожизненную каторгу. Тут же разбрасывались прокламации и, главное, — на глазах у полицейских. Чудеса да и только!

Александр увидел на тротуаре у перекрестка группу студентов. По пестрой одежде и неумеренной жестикуляции он угадал соотечественников. Взволнованный Шлихтер был переполнен самыми противоречивыми чувствами. Хотелось с кем-нибудь поделиться впечатлениями. И он, проскочив между колоннами, подошел к студентам. Первое, что возникло перед ним, — были большие черные глаза маленькой девушки. Была она в скромной белой кофточке и длинной черной юбке, прикрывающей ботинки на высоких каблуках, застегивающиеся на пуговицы. На голове ее — небольшая шляпка с короткими полями, на которой пристроилась искусственная ласточка. Студентка сделала шаг к нему навстречу.

— Простите, вы из России? — спросила она. — Давно?

— Зимой приехал.

— Товарищи, вот он только что из России! — звонко воскликнула она, и Александра сразу же обступила молодежь.

— Но мы еще не знакомы, — смущенно заметил он.

— Евгения Лувищук. Просто Женя. — Она протянула ладошку.

— Шлихтер, — ответил он. — Я потрясен! — Шлихтер кивнул на демонстрантов. — Не могу наглядеться на это чудо!

— Да, чудес много, — согласился бородатый студент Хинчук. — Первое время у вас голова пойдет кругом.

— Дома я считала за счастье, если в руки случайно попадала какая-нибудь революционная брошюрка, — сказала Евгения, — я читала ее запоем. Ночью. За семью замками.

— А тут рабочие говорят вслух такое, что от страха по привычке вздрагиваешь и оглядываешься, — добавила другая студентка и залилась веселым смехом.

— Вот бы скорее перенести все то, что мы видим, на нашу родину! — воскликнул бородатый студент и зааплодировал проходящим с красными флагами модисткам.

— Пошли и мы, вольемся в колонны! — затормошила всех Евгения.

— Неизвестно, как к этому отнесутся рабочие, — произнес более осторожный Шлихтер, еще не знающий местных порядков.

— Ерунда, пойдемте, — поддержала Евгению хохотушка. — Ну выгонят, так уйдем. Подумаешь, какая трагедия!

Прицепив купленные красные ленточки, они стали в хвост колонны.

— Плотнее, товарищи, — сказала Евгения, крепко беря под руку Александра.

По правде говоря, у Шлихтера закружилась голова. Майский свежий воздух! Ветер свободы, развевающий красные флаги! Эта чудесная девушка, вся — революционный порыв. Хотелось запеть со всеми «Марсельезу»:

Отречемся от старого ми-ра!

Отряхнем его прах с наших ног…

Поход многотысячной толпы. Звуки музыки. Лозунги, знамена, плакаты. В этот момент русские студенты почувствовали себя частью могучей, единой силы.

— Неужели это правда — все то, что происходит с нами сейчас? — спросил Шлихтер у Лувищук.

— Да-да, истинная правда! Это самый счастливый день в моей жизни! — Девушка стиснула руку Александра. — Мы его не должны забыть! Так будет и у нас, в России, если все мы очень захотим!

— Будет! — убежденно ответил Александр, отвечая на рукопожатие. — Обязательно будет!

Отныне это слово станет для них своеобразным паролем.

На тротуарах стояла обывательская публика. Укоризненные покачивания головами, причмокивания, насмешливые взгляды. А студенты в корпорантских шапочках, со шрамами на щеках от традиционных дуэлей, сынки богачей, подняли русских па смех.

— Не обращайте внимания, — сказала Лувищук. — Это бернские бурши. Реакционеры страшные! Вроде наших! А вот и профессор. Вы видите, он отвернулся, чтобы не поздороваться с нами…

Бородатый Хинчук устоявшимся басом затянул «Дубинушку»:

Но настанет пора, и проснется народ,

Разогнет он могучую спину,

И на всякую мразь, на царей-палачей

Он опустит родную дубину!

— Эй, дубинушка, ухнем! — подхватили остальные самозабвенно.

Этого чопорные бернцы не ожидали. А наши студенты, расхохотавшись, выбежали на тротуар.

Позже всей ватагой заявились к Лувищук, в обитель фрау Валькер. А та уже была наслышана о --">