Октавиан Стампас - Великий магистр

о нашей смерти, о гибели этого города, и даже о гибели вселенной.

Марк Туллий Цицерон

1

Рим притягивал во все времена. Красотой дворцов, величием памятников, изяществом искусств, и даже древние руины манили неповторимым ароматом веков, где так легко было говорить о Цицероне и Цезаре, читать Вергилия и наслаждаться Гомером. Центр католической религии, столп веры, столица мира! Резиденция папы. Сюда направлялись монархи и тянулись пилигримы, въезжали странствующие рыцари и вкрадывались проходимцы. И каждый преследовал свою цель: кто жаждал короноваться на престол, а кто — стянуть пару монет у зазевавшегося во время торжества купца-ломбардца. Здесь плелись сети интриг и рождались грандиозные замыслы, способные перевернуть мир, здесь решались судьбы мирян и королей, здесь возносились в своей надежде к самим небесам и повергались в прах. Рим оставался Римом. Если въехать в город через Чивита Веккия, пересечь потом Мильвийский мост, то со склонов хребта Чимини открывался великолепный вид на Кампанью, чье водное зеркало опоясывали сверкающие на солнце холмы. Именно так в 1111-м году въехал в город со своими тевтонскими рыцарями Генрих V, пять лет назад свергнувший своего отца, чтобы короноваться в Риме. И хотя папа Пасхалий II просил оставить войско за воротами, но что было делать храбрым воинам в пустыне? Ловить ящериц? И грохот доспехов наполнил улицы города. Вечно сонный, ленивый и скучающий без дела народ глазел на рыцарей; однако, держался на всякий случай подальше, и в радостном предвкушении ожидал интересную развязку событий, поскольку все знали о тянувшейся годами и десятилетиями вражде между папами и этими Генрихами, что четвертым, что пятым. Спор шел из-за южных областей Италии, из-за разделения светских и церковных властей. Славный родитель нынешнего курфюрста учинил вообще небывалое: после очередной ссоры с церковным владыкой, не долго думая, взял да и избрал себе собственного, карманного папу — Климента, проживающего в родных себе германских землях. Странная с тех пор выявилась картина: вроде бы стали в мире существовать два высших церковных иерарха, посылающие друг другу гневные и грозные энциклики, отлучающие один другого от священного сана. Но папы сменялись папами, а антипапы — антипапами, и простой народ уже начал запутываться: кто есть кто? Однако, короноваться на титул императора Священной Римской Империи Генрих V все же поехал в Вечный Город, к Пасхалию II, а не под бочок к своему Сильвестру. Это и понятно: Рим есть Рим.

«Змееныш», как прозывал курфюрста за глаза папа, кроме коронации потребовал для себя еще и особых прав над клиром, над всей церковной собственностью.

— Пусть выкусит! — попросил передать ему Пасхалий II, не стеснявший себя в выражениях.

— Что же! — с намеком отвечал Генрих V. — А ведь папа не вечен, как вы думаете? — и тотчас же приказал арестовать Пасхалия и всех его кардиналов, заключить их в самую мрачную и сырую темницу и содержать на хлебе и воде, пока не одумаются.

Папа одумался. Это был хитрый, расчетливый и жизнелюбивый старик. Коронация курфюрста состоялась в базилике святого Иоанна Латернского. Император, кроме меча, державы и скипетра получил также кольцо, как символ веры, был посвящен в иподиаконы, избрался в каноники церкви святого Петра и торжественно зачитал присягу, в которой поклялся любить и защищать Святую римскую Церковь и ее епископов (что выглядело несколько странно в свете последних событий). Он получил титулы императора Священной Римской Империи, Главы христианского мира, Светского главы верных, Покровителя Палестины и католической веры. Кроме того заставил папу подписать кабальный договор, им же самим и продиктованный. Когда «змееныш»-император убрался со своими тевтонами восвояси, Пасхалий II, почувствовав свободу, тотчас же объявил, что все уступки по договору недействительны. Но от коронации — увы! — отказаться не мог, поскольку сам воздевал венец на голову Генриха V.

— Ничего не поделаешь! — сокрушенно вздохнул он. — Кто-то же должен быть императором Священной Римской Империи? Тем более, что титул этот ничего не стоит. Превыше всего — власть Церкви.

Недели две спустя, он беседовал на эту тему в своих покоях с любимым кардиналом Метцем. Между ними, на инкрустированном византийском столике, лежали на подносе фрукты и стоял пурпурный графинчик с византийским же сладким вином.

— …и кроме --">