Генчо Стоев - Цена золота. Возвращение

Цена золота. Возвращение

ЦЕНА ЗОЛОТА{1}

ПРОЛОГ В ДЕВЯТИ ЧАСТЯХ

1

Что можно получить за тысячу лир чистым золотом? За две тысячи? А за большой каменный дом посреди села? За множество котлов с сезамовым и ореховым маслом, за гектары виноградников и бочки вина?

Все это было у Хадживраневых из Перуштицы{2}. Презренная райя{3}, они пожелали снискать себе богатство и почести. Нашлось немного для подкваса, бог дал здоровье и удачу, и — пошло. Сам Исмаил-ага Сулейман-оглу, первый человек турецкого села Устина, стал ездить к ним в гости. Он доводился правнуком золотому спахии{4} Алтын-спахилы Сулейману-оглу, прославленному султанскому рыцарю, что участвовал во взятии Будапешта, отуречивании Родоп{5} и был пожалован землями в этом крае.

О большей чести Хадживраневы не могли и мечтать. Но только-то они добились желанного, как однажды, в апреле, сыновья их отказали аге в гостеприимстве, заделались бунтовщиками…

Учитель Петр Бонев{6} их завлек. Не было у него ни кола ни двора, как говорил Хаджи{7}-Вране, а только — острый язык да застарелая чахотка, оттого и легко было ему болтать об «общем деле», о «свободе и смерти». Чего ему терять? Чорбаджи{8} Рангел Гичев, что женат был на старшей сестре Учителя и — бог и люди тому свидетели — немало денег потратил на учение своего смышленого и хилого шурина, жалел потом, что давал ему хлеб, а не отраву.

Все пошло от Учителя. И зачем он это сделал, когда (так поговаривали) и сам колебался?

2

Было то в страстную субботу — последний мирный день. Еще до света потянулись в горы верховые. Это Учитель с десятниками поехали осматривать родопские пещеры — годятся ли они для укрытий.

Там застал их рассвет. Одни среди сумерек горных ущелий, среди затаившейся ночной тишины, они слышали, как наперебой поют в селе тысячи петухов, видели, как золотые православные кресты новой церкви блестят над едва порозовевшей далью. Солнце было еще скрыто от глаз, только кресты искрились — словно это они излучали кроткий розовый свет, словно это они рождали утро.

— Слушайте и смотрите! — сказал Учитель, остановив коня. — Вдоволь наслушайтесь и насмотритесь! Только зачем мы назвали церковь именем Михаила-архангела, а не святого Рогле?

Рогле не был святым. Когда-то, когда отуречивали окрестные села, кузнец Рогле пошел в гайдуки и отстоял Перуштицу. Но и после продолжал гайдучить. Не пристало называть его святым.

Еще что-то чудно́е сказал Учитель, а потом отъехал в сторону, к Борун-роднику, напоить коня. Десятники медленно продолжили путь к пещерам. По дороге они то и дело останавливались, поджидая Учителя, но он так и не нагнал их. Когда они возвращались час спустя, он все еще был у каменной колоды родника, все еще посвистывал коню, предлагая напиться; конь глядел на него недоуменно, а он стоял в оцепенении, глубоко задумавшись, и из глаз его катились слезы.

Уже стало известно, что нашлись предатели, что многие села не подымутся, и еще прошлой ночью на севере, в горах за Филибелийской равниной, алели пожары. Они казались близкими пастушескими кострами: протянешь руки — пламенем обожжешь. Верно, из сел и хуторов были сложены эти костры, коли видны были так далеко, а перуштинцы не помнили такого с самых кирджалийских{9} времен.

Так и стоял Учитель. Переглянулись десятники, а Павел Хадживранев сказал:

— Эй, Учитель, если нет в тебе решимости…

— Все решено! — ответил Учитель.

— А давешние пожары?

— То горели турецкие села, Павел, стоит ли о них жалеть?

3

В ту же ночь с Родоп спустились трое помаков{10}, вел их известный головорез Дели-Асан Байман-оглу. Они перевалили Власовицу, миновали крайние махалы{11}, ко всему присматриваясь привычными к темноте глазами, и дошли до Тилевой кофейни, что на площади. Там их остановил повстанческий патруль. Осветили фонарем их лица --">