Автор неизвестен - Цикл романов: "Иоанн Грозный-Годунов". Компиляция.кн.1-14

— Мать никогда не отойдет от правды, — сказал Гаврила Пушкин. — Никогда!

— Инокиня настаивала на том, что тебя увезли без ее ведома и тем избавили от мучительной кончины. Услышав столь крамольные речи, царица Мария бросила в нее свечным огнем, и вспыхнули одежды на твоей матери. Я сам тому свидетель!

— О Боже! — воскликнул царевич. — Бучинский, готовь к ней гонцов.

«Если он и разыгрывает роль, — подумал Наум Плещеев, — то весьма ловко и с большим чувством. Но нет, нет! Сомнения прочь!»

Он с Пушкиным пристал к Димитрию из ненависти к узурпатору. Вдобавок Басмановы Плещеевым родня. А ныне родственные связи надежней золотых испанских дукатов.

— Малютина кровь взыграла. Кровь презренного палача, — бросил в ужасе Гаврила Пушкин. — Жечь огнем страдалицу, посвятившую себя Богу, безжалостно! Никто, кроме тебя, царевич, нынче не в силах уничтожить Годуновых. Какое он имеет отношение к Рюриковичам?!

— Но это еще не все подвиги супруги Годунова! — воскликнул, входя, Ян Бучинский. — Нет ничего отвратительней доносов. А в Москве шпиков развелось видимо-невидимо, и сию гнусную обязанность взяли на себя жены бояр. Они вынюхивают, подсматривают и подслушивают и со всякими наветами спешат в покои царицы, чтобы заслужить ее благодарность. Россия при Годуновых возвратилась к страшным временам, когда в Разбойном приказе меньше всего интересовались истиной, а в Сыскном обвиненного приговаривали к казни по одному подозрению.

Пройдет почти год, и братья Бучинские выйдут первыми доносчиками на друга своего и благодетеля.

— Я более не допущу, чтобы мой народ был так унижен. Клеветники будут доказывать правоту своих наговоров, а не обвиненные — собственную правоту.

— О пресветлый государь, — промолвил с грустью Плещеев, — поймут ли тебя подданные? Не лучше ли с большей, особенно в первое время, осторожностью вводить новые порядки? Боярская измена имеет долгую историю. Она коварна и изворотлива. Польский либерализм, на котором ты вырос, здесь может сыграть с тобой дурную шутку.

— Я уверен, что русские охотнее примут доброту и открытость, чем будут цепляться за старые привычки неправедной власти, — ответил Плещееву царевич.

— Дай-то Бог, пресветлый государь, а верится с трудом, — вздохнул Басманов.

— Я открою университет, заведу школы, буду посылать дворян и боярских детей за рубеж, и тогда естественным образом уйдут в тень те, кто прокладывал себе путь к благополучию наушничеством, поборами и взятками!

— Дай-то Бог, пресветлый государь, дай-то Бог, — закивали вслед Басманову присутствующие. — Солнце взошло над Россией! Солнце!

— Но нынче надо начать с малого. Ты, князь Василий, — обратился царевич к Голицыну, — поедешь в Москву вместе с князем Рубцом-Мосальским после возвращения Плещеева и Пушкина оттуда. Посмотрим, как отзовется народ московский на мои грамоты. Станет ли он защищать царицу Марию? Я не желаю крови. Я хочу, чтобы мое вступление в столицу сопровождалось не пальбой из пушек, а веселым фейерверком и музыкой. Православные сразу должны почувствовать разницу в образе правления.

— Надежды на благие перемены, пресветлый государь, вспыхнули с небывалой дотоле мощью. Сила твоя, государь, в этих надеждах и в мнении народном, — произнес с чувством Гаврила Пушкин. — На Руси никто до тебя так не обращался к людям.

— Я благодарен тебе, Пушкин, — ответил царевич, пристально вглядываясь в лицо одного из преданнейших сторонников. — Думаю, что ваш подвиг, друзья, не будет забыт в веках. Но к делу! Сегодня же скачите в Москву и без всякого страха созывайте народ на Красную площадь. Годуновы должны почувствовать себя в осаде. Стены Кремля для них превратятся в тюремные стены.

— Верно, пресветлый государь, — сказал Молчанов. — А царица Мария велела Головину в бойницах Кремля выставить пушки, чтоб толпу в случае чего разметать. Этого допустить нельзя.

III