Михаил Садовяну - Никоарэ Подкова

— Расскажи, друг-чужестранец, — раздался чей-то пронзительный голос. — Жаждем мы правды, яко олени жаждут влаги вдали от ручья.

Человек, выкрикнувший эти слова, подошел к дьяку Раду. Казалось, он хочет клюнуть его острым своим носом, но он только обнял приезжего и поцеловал в висок.

— Ну, бу-будем считать, бра-брат Гицэ, что ты поцеловал его за все-всех нас, — вымолвил, заикаясь, мирошлэвестский рэзеш Леонте.

Тут Горашку Харамин взял слово и навел порядок:

— Прежде всего, — сказал он, — надо всем выпить по кружке, и пусть каждый из чары своей прольет малую толику и помянет государя и воинов его, кои блаженствуют теперь со святыми в райских кущах. А во-вторых, надо поведать любезному другу-путнику, что сей достойный муж, поцеловавший его в левый висок, у края серебристой барашковой шапки, носит имя Гицэ Ботгрос и живет бобылем в селе Дэвидены под крылышком одного мазыла^[9]. Нет у батяни Гицэ ни кола, ни двора, но он частенько захаживает ко мне и все толкует про то, как ему хочется бранной жизни изведать, повоевать с Александром Македонским в царстве Пора. Да будет вам известно, что наш Гицэ — великий удалец, что дальше города Романа сроду не бывал.

Долговязый Гицэ погладил свою редкую светлую бородку и, улыбаясь, пожал обеими руками руку незнакомца. Все истово выпили терпкого вина. Приезжий долго молчал, глядя в одну точку, будто перед глазами его вставали видения прошлого. И сказал так:

— Знайте же, люди добрые, что Ион Водэ был доблестный витязь, такие великие мужи редко появляются на свет, а память о них живет в народе веками. Но государь наш велик был не одними ратными делами. Был он славен и мудростью. Долгие годы собирал он казну, торгуя драгоценными каменьями. И желал он стать хозяином на молдавской земле не подлой корысти ради. Хотел вернуть отчизне свободу и спасти от боярского ярма подданных своих. Забытые богом, сии горемыки могли ждать милости только от своего государя.

«Рабы труждающие — вот соль земли», — сказал государь в праздник святого Иоанна Крестителя на торжественной службе в Ясском соборе. И в тот же день за государевым столом во дворце он будто бы пророчил, что наступит время, когда Господь Бог призовет к себе в рай бояр, а простой люд будет наслаждаться здесь, на земле, благами земной жизни. И еще говаривал наш государь, имея в виду турок: «Золотое шило все стены пробило». Заплатил он туркам золотом и сделался господарем. А как только сел на царство, не знал уж мира: пришлось ему воевать и с боярами, и с бусурманами. Все, что имел, отдавал он, набирая воинов, и пальцем грозил палачу: смотри, всегда держи наготове острый топор. Укротил он бояр: иным голову снес, иных сослал. А землю и все добро их записали подъячие в книги государственной казны. Так за два года обрел Ион Водэ власть, которой добивался. И когда собрал он наемное войско да созвал ополчение, то закрыл броды на Дунае и прогнал турецких беев и бейлербеев^[10]. И поняли все: поднялся лев на севере царства.

— …Лев на севере царства, — с трепетом произнес старый дед Саву.

— Пуще всего надеялся Ион Водэ на простой народ, стекавшийся к нему отовсюду по первому зову. И такую думу имел Ион Водэ: «Ополчение куда сильнее наемников. Разлетается наемное войско, как пыль; ополчение же остается, ибо разумеет народ, что он себя защищает». И разбил наш государь многие орды захватчиков, белыми их костями усеял поля сражений по Жилиште, под Бендерами, Браилой, Аккерманом.

Но Оттоманская империя поднимала другие орды из Румелии и Анатолии и гнала их к нам, в Нижнюю Молдову. Ахмет-паша привел сто тысяч басурман, Адиль Гирей — еще сто тысяч крымской татарвы. А у нашего государя воинов оставалось все меньше, хоть и были они злее прежнего. Тогда укрепился он в уединенном месте средь лесов и болот, в царстве зубров.

Прошептал старик Саву:

— …Бабка Чиряша, в царстве зубров стояли сыны…