Александр Дюма - Графиня Салисбюри

король Англии, который, будучи наследником по матери своей Изабелле, Французского королевства, не имеет мужества отнять его, похищенное у него Филиппом Валуа.

Ужасное молчание последовало за этими словами. Все встали со своих мест и, зная вспыльчивость короля, устремили взоры на этих двух людей, из которых один осмелился сделать другому такое смертельное оскорбление. Однако все ошиблись. Лицо Эдуарда приняло важное, спокойное выражение; он покачал головою, как будто для того, чтобы стряхнуть смущение с чела своего; потом положил тихо руку на плечо Роберта и сказал ему кротким голосом:

— Ты прав, Роберт… я забыл, что я внук Карла IV, короля Франции; ты мне напомнил это, благодарю тебя; и хотя причина, побуждающая тебя к этому, происходит от ненависти твоей к Филиппу, который изгнал тебя, а не от признательности ко мне, который тебя принял, но все-таки я тебе за это обязан; потому что благодаря тебе вспомнил, что я настоящий король Франции, будь покоен, я этого не забуду; и в доказательство истины слов моих, выслушай обет, который я произнесу. Садитесь, господа, и выслушайте.

Все повиновались; только двое не сели — Эдуард и Роберт.

Тогда король поднял правую руку и сказал:

— Клянусь мясом этой малодушной и трусливой птицы, которая стоит передо мною и которая есть самая малодушная и трусливая из всех птиц, что раньше шести месяцев, я с моей армией буду во Франции, проникнув в нее через Гейнау, Гиен, или Нормандию; клянусь победить короля Филиппа везде, где только его встречу, хотя бы войска его были в десять раз многочисленнее моих. Клянусь, наконец, ранее шести лет стать лагерем в виду церкви Сент-Дени, в которой похоронен мой предок; клянусь в этом, невзирая на присягу мою в подданстве королю Филиппу, к которой меня ребенком еще принудили в Амьене. А! Граф Роберт, ты желаешь войны; итак! Обещаю тебе, что ни Ахиллес, ни Парис, ни Гектор, ни Александр Македонский, завоевавший столько государств, — ни один из них не оставил на пути своем столько опустошений, сколько оставлю я во Франции, разве только Всевышнему угодно будет прекратить жизнь мою, воспрепятствовать исполнению моего обета. Я кончил. Теперь прикажите, граф, снять цаплю и садитесь подле меня.

— Нет, ваше величество, — отвечал Роберт, — еще необходимо, чтобы цапля была обнесена вокруг стола, — может быть, кто-нибудь из благородных рыцарей вменит себе в честь присоединить и свой обет к клятве короля.

При этих словах он дал знак двум девицам взять блюдо с цаплей и пошел, в сопровождении своей свиты играющих музыкантов, к которым присоединились голоса девиц, певших песнь Гильберта Берневильского; дойдя до графа Салисбюри, который сидел, как сказано выше, возле прекрасной Алиссы Гранфтон, Роберт остановился, блюдо с цаплей было поставлено против него.

— Прекрасный рыцарь, — сказал Роберт, — вы слышали слова короля Эдуарда, во имя Христа Царя небесного заклинаю вас произнести обет над нашей цаплей.

— Вы хорошо сделали, — сказал Салисбюри, — что закляли меня именем Христа Спасителя; я осмелюсь умолять мою милую соседку, в которой в одно время соединяются и благородная гордость, и красота, и добродетель, и ум, которую вполне можно почесть небожительницей, положить свой пальчик на глаза мои.

— Признаюсь, — сказала нежно Алисса, — дама, которая пользуется до такой степени уважением своего рыцаря, не должна огорчить его отказом. Вы просили, граф, один из моих пальцев, но я буду так щедра к вам, что дам всю мою руку.

Салисбюри схватил с восхищением и поцеловал несколько раз хорошенькую ручку, закрыл ею совершенно свой правый глаз. Алисса улыбалась, не понимая ничего, что он хотел этим объяснить. Салисбюри, заметив это, спросил:

— Как вы думаете, вижу ли я этим глазом?

— Конечно, нет, — отвечала она.

— Итак, — продолжал Салисбюри, — клянусь не открывать этот глаз мой до тех пор, пока не в состоянии буду увидеть им Францию; клянусь, что ничто на свете не принудит меня взглянуть им раньше того часа, как стану лицом к лицу с неприятелем. Обет мой произнесен, — что будет, то будет. Теперь ваша очередь, неужели вы ничего пе скажете?

— Напротив, граф, — отвечала Алисса покраснев, — я тоже клянусь, что в день возвращения вашего из Франции в Лондон я отдам вам мое сердце, с той же искренностью, как дала сегодня руку, и в залог исполнения моего обещания вот вам мой шарф, да будет он облегчением к совершению вашего --">