Евгений Андреевич Салиас - Свадебный бунт

петуха для боя и все время, что длилась эта хлопотливая затея путешествия, а потом отдыха бойца с дороги и, наконец, сражения, т. е. более месяца времени, воевода ни в какие дела положительно входить не мог от тревоги самолюбия. Все управление, суд и расправа как бы замерли на протяжении сотен квадратных верст.

Другая слабость или склонность воеводы был сон. Воевода любил «отдыхать», и ему случалось спать сподряд до четырнадцати и шестнадцати часов. Если прибавить закуски, утренник, полдник, обед и ужин, занимавшие время, то на дела оставалось уже мало свободных минут.

А между тем, дела шли как по маслу, и весь Астраханский край был доволен и очень любил своего воеводу. При нем совершалось менее беззаконий, воеводское правление менее теснило и обижало обывателей, а подьячие менее привязывались ради лихоимства к приезжим гостям и купцам, которых бывало постоянно очень много в городе, со всех концов света, как из Персии, или Бухары, или Крыма, так и из Греции, Англии и Голландии.

За несколько лет управления Ржевский не воспользовался ни рублем, тогда как лихоимством мог бы нажить громадные деньги. Астрахань была единственным торговым центром всего юга России, где купец-голландец сталкивался на одном базаре с купцом-бухарцем.

В это утро Ржевский был в особенно добродушном настроении духа. У него случилось особенно приятное происшествие в доме. Диковинный даже для Астрахани пестрый чапур^[1], наседка, вывела и уже гуляла в клети с дюжиной таких же, как и мать, красноватых чапурят. Два года не давалась воеводе эта затея, и все приятели убеждали его, что неслыханное дело вывести дома, как простую птицу, выводок таких чапурят.

Воевода, толстый, полусонный на вид, расселся теперь грузно в большом кресле, вытянув толстые ноги и положив толстые красноватые руки на колени. Перед ним стоял посадский человек, хорошо ему знакомый астраханец Носов. Воевода давно знал Носова и изредка, раза два в год, беседовал с ним, когда у Носова было какое дело до правления и ему приходилось являться. Но каждый раз после этих бесед некоторое раздумье нападало на ленивого и сонливого воеводу.

— Чудной человек, — думал он и шептал по уходе Носова.

Воевода был прав.

Посадский Носов, с прозвищем «Грох», смысл которого был никому неизвестен, без сомнения, был человек странный, или «чудной», как говорит народ.

Носов был уроженец астраханского пригорода. Когда ему было двадцать лет, он лишился отца, остался один в небольшом домишке и продолжал мастерство своего «тяти», строил лодки, ладейки и душегубки, но относился к этому делу холодно и равнодушно. Скоро он бросил отцово мастерство и пошел в наймы к богатому рыботорговцу Тихону Лошкареву, у которого на рыбном промысле было более полуторы тысячи рабочих и громадный денежный оборот. Всем было известно, что у Лошкарева денег куры не клюют. После двух, трех лет службы у богатого рыботорговца Носов исчез из Астрахани, но, вернувшись снова лет через пять, купил землю, и уже в самом городе, в Шипиловой слободе, выстроил себе большой дом и приписался в посадские люди. Вскоре после того женился он на дочери армянского купца и зажил мирно и богато, стал сразу человеком, всюду знаемым. Всего было у нового посадского Носова вдоволь. Никаким делом, никаким мастерством или торговлей он не занимался, а тратил много; очевидно, он владел капиталом и работать не хотел. Красавица жена его обожала, двое детей с мамушками жили как боярские дети. Половину дня Носов читал книги и почти половину посвящал на игры с детьми или на заботы о них. Говорили, что деньги Носова «от своих» согласников явились. Носов был старовер.

Но за последнее время, с самого возвращения в Астрахань и затем женитьбы, Носов будто переменился нравом. Бед у него никаких не было, и должен бы он считать себя счастливым человеком, Богом взысканным. А между тем, Носов всегда, почти ежедневно, ходил сумрачный, угрюмый, темнее ночи, точно будто ни весть какая беда стряслась над ним вчера или должна завтра стрястись. Будто он ждет горя какого или, того проще, есть на совести у него страшное дело.

Довольно долгое время астраханцы так и думали, так и решили, что когда Носов безвестно пропадал, то совершил какое-нибудь злодеяние, убийство, этим самым душегубством разжился и явился строить себе домину в городе.

Но это мнение недолго держалось. Всеми уважаемый в городе старик, раскольничий протопоп, к которому аккуратно --">