Анна Арнольдовна Антоновская - Великий Моурави 5

class="book">волнуясь, зашагал от ниши до тахты.

"Совсем как я", - с усмешкой подумал Саакадзе и умышленно не нарушал

молчание.

- Отец, - не выдержав, заговорил Бежан, - неужто ты по моей тревоге не

догадываешься, о чем хочу поговорить с

тобой?

- Знай, мой мальчик: если бы и догадывался, продолжал бы молчать.

Персидская мудрость поучает: "Кто первый

заговорит, тот уже проиграл".

- Но, отец, разве грузинская мудрость не возвышеннее: "Блажен утоляющий

жажду ближнего".

- Грузинская? Нет, это общецерковная "мудрость". А елейность, как тебе

известно, мне всегда была чужда. Но если

"ближний" - Бежан - жаждет грузинской мудрости, могу утолить: "Не доверяй

овечьей шкуре, под ней нередко укрывается

волк". Впрочем, оставим словесный турнир до более спокойного часа. Значит,

Кватахеви в опасности?

- Ты угадал, отец! Мы ждем нападения Иса-хана, да испепелит неверного

огонь сатаны! За помощью к тебе.

- За помощью? А разве сейчас я сильнее церкови? Почему не повернул коня

к католикосу?

- Великий Моурави сейчас сильнее всех, даже сильнее Метехи, даже алчных

ханов, даже...

- Со святым отцом уговорились? Церковь не должна вмешиваться?

- Ты угадал, отец! Может, хан предлога ищет, чтоб напасть на монастыри

и разорить храмы. Не следует давать

разъяренному Иса-хану повода к грабежу.

- Выходит, гнев Иса-хана на меня решили отвести?

- И близко не посмеет приблизиться сатана, узнав, что святая обитель

под покровительством меча Непобедимого! -

Бежан порывисто открыл дверь, проверил, не подслушивает ли кто, и прихлопнул

окно. - Да ниспошлет тебе господь наш...

- Говори со мною как с Георгием Саакадзе, - резко прервал Моурави.

- Вспомни, отец, ведь шах Аббас ополчился на игумена Трифилия за помощь

тебе в Марткобской битве. Иса-хан

выполняет повеление грозного шаха, стремясь - да не свершится злодеяние! - убить

настоятеля Кватахеви и разгромить

монастырь.

- Не из-за меня пострадал настоятель, а из-за охраны церкови. Это

истина, а, кажется, церковь за истину стоит? -

Саакадзе поднял палец к потолку. - Бог учтет дела Трифилия! Что взираешь на меня

удивленно? Не ты ли когда-то уверял,

что крест сильнее меча? Так кто вам мешает наставить кресты на верхушке стены,

которая тянется вокруг монастыря? Такое

грозное оружие непременно отпугнет врага.

- Я думал... - Бежан растерянно скомкал платок и сунул за пазуху. - Я

думал, отец, тебе дорога жизнь настоятеля

Трифилия...

- И не ошибся. Твоя жизнь не менее дорога. Поэтому передай настоятелю,

что ему и тебе предлагаю

гостеприимство и клянусь окружить его вниманием и защищать своим мечом. Странно,

почему не обрадовался мой сын

Бежан?.. Я скажу почему! Никогда Трифилий не расстанется с властью, никогда не

бросит монастырь, богатый скотом,

виноградниками и садами, - ибо монастырь то же княжеское владение, только

прикрытое черной рясой. А над крышей

давильни орехового масла, где в поту трудятся монастырские глехи, над помещением

для выделки прибыльного благовония

из роз турача с распростертыми крыльями, как во владениях у князей, красуется

крепко вбитый крест. Теперь ответь,

почему Георгий Саакадзе, всю жизнь борющийся с алчными князьями, угнетающими

непосильным трудом и податью

народ, должен защищать черное княжество, величаемое обителью кватахевской божьей

матери?

- Отец... теперь я вижу... - Бежан порывисто оглянулся, понизив голос.

- Правы пастыри церкови, говоря: "У

Георгия Саакадзе опасные мысли". Не открывай их никому.

- Еще бы не опасные! Уж не потому ли пастыри церкови отдают Картли на

растерзание "неверным"? Если найдешь

нужным, передай Трифилию мое приглашение.

- Передам. Но

--">